Отель Perla Rosa

Возраст — это просто цифры. Старость — это угасание. Молодость — это развитие. Если хочешь чувствовать себя юной, делай то, что свойственно молодости. Пока в тебе будет гореть огонь жизни, пока ты будешь учиться новому, познавать себя и мир, уметь удивляться, наслаждаться чувствами и новым опытом — ты будешь цвести.

Но как только ты решишь, что тебе больше ничего неинтересно, что тебе всё понятно про людей, себя и мир вокруг, что жизнь не приносит эмоций, она тиха, скучна и предсказуема — пиши пропало. Старость в тот же миг оплетёт тебя своими путами. И не важно сколько тебе лет. Стариком или старухой можно стать и в двадцать. Я видела таких юных дедушек и бабушек, которых уже ничем не удивить в этой жизни. Это печальное зрелище. Но также жизнь меня сводила с людьми много лет прожившими на этой земле, но не растерявшими детской непосредственности, любопытства, задора. Такие и в девяносто фору могут дать многим!

Вита, была благодарна Серене за эти слова. Ей действительно очень требовалась поддержка. Сейчас, как никогда прежде девушка чувствовала себя одинокой и никому не нужной. И знакомство с этими двумя женщинами вселяло в неё надежду. Было в них что-то такое, чего она до этого не видела. Какая-то кипучая энергия, заражающая своей простотой и искренностью.

Просидев за душевными беседами ещё часа полтора, допив шампанское и так не дождавшись, упорхнувшую с молодым кавалером Жанночку, девушки разошлись по домам.

5

По мере приближения к своему гостевому домику, звуки музыки и шум ночного веселья становились все тише. На смену им пришёл спокойный рокот насекомых, живущих, почти невидимую, тайную жизнь в недрах зарослей кустарников и цветов, в которых утопала территория отеля Perla Rosa. Шёпот ветра и свет звёзд, магически подействовал на Виту. Тревога, ещё недавно обуревавшая её голову отступила. Приятная волна расслабления прокатилась с головы и до самых ног. Надышавшись вдоволь сладким, пленительным ароматом роз, Вита зашла в дом.

— А ведь и правда, — рассуждала она, — Я никогда не была любительницей любоваться собой. Разве что за исключением десяти-пятнадцати минут по утрам и вечерам, когда умывалась. В остальное время, было достаточно мельком окинуть себя взглядом, чтобы убедится в порядке ли макияж или причёска. Сидеть у зеркала и пялиться на своё отражение, казалось верхом самолюбования. А это знаете ли, нарциссизмом уже попахивает. Может Серена права, и стоит попробовать! Что я в конце концов теряю, — решила девушка, сбросив с себя одежду.

Такое настроение требовало музыкального сопровождения. Через минуту, в комнате уже звучали мелодичные ритмы Востока. Достав из сумочки изящный флакончик, подаренный ей Сереной, Виолетта откупорила пробку. Всё пространство стало наполняться необычайно тёплым ароматом, с яркими нотками корицы, иланг-иланга, нероли и сандала. Пододвинув кресло к большому зеркалу стоявшему между кроватью и огромным панорамным окном, девушка присела на подлокотник и стала рассматривать себя. Небольшая округлая грудь, никогда раньше не приводила Виту в восторг. Более того, обычно она стеснялась её, так как она считала, что форма была далека от идеала. Даже во время секса девушка старалась либо остаться в белье, либо как-то ненароком прикрыться. Крепкие, не очень длинные ноги тоже не вписывались в стандарты красоты. Хотя, надо отдать должное, аккуратные стопы и тонкие щиколотки, ей всё же нравились. Женственные бёдра неплохо выглядели в узких юбках и брюках, но в обнажённом виде Виолетта предпочитала на них не смотреть, впрочем, как и на милый, но вовсе не плоский животик.

' Вита, дочка, ты юная и хорошенькая, но не королева красоты, мы ведь обе это понимаем! Поэтому надо делать ставку на мозги. К тому же молодость мимолётна, не успеешь оглянуться, свежесть уйдёт. У знаний же нет срока годности…'

Воспоминания снова нависли над Виолеттой, тягостной пеленой. Она училась днями и ночами. Школа, колледж, университет, ординатура, снова университет. Эта бешеная гонка за статусом «пусть и не красавица, но хотя-бы умница» изрядно вымотала её. Девушка почти не помнила детства. Всё свое время она проводила за зубрежкой, в редких перерывах успевая поиграть со сверстницами во дворе. По большому счёту у неё даже подруг то не было, потому что мама считала, что «одна слишком бесшабашная», «другая глупая и ненадежная», «с третьей и вовсе лучше не иметь дел, потому что там наследственность плохая».