Мерзкие чудовища придвигались все ближе, обступая Мишу со всех сторон, готовые набросится, разорвать, сожрать.
– Ты наш! Наш! – визжала Мортус Улторем.
Миша закрыл глаза, чтобы не видеть. Он не знал, что делать, не надеялся выжить. Из последних сил, теряя остатки разума, закричал, как загнанный зверь, рванулся куда-то и упал на каменный стылый пол.
Боли больше не было.
Страха не было тоже.
Глумливые вопли стихли, твари сгинули.
И Миши не стало тоже.
Глава третья
Илья опаздывал. Они со Щегловым договорились встретиться возле станции метро в семь вечера, чтобы прийти в «Петровский» вместе, так что Роман уже пять минут ждет, мерзнет.
Народу в вагон набилось полно: вроде и не час пик, а все куда-то едут. Впрочем, ничего удивительного: предпраздничные дни всегда наполнены суетой. Илья стоял, держась за поручень, стиснутый слева и справа другими пассажирами.
Мать весь вечер вела себя странно. Ковыляла за сыном по пятам по квартире, не хотела отпускать: хватала за рукав, как ребенок, умоляюще заглядывала в глаза. Потом ушла к себе, долго писала что-то в «разговорном» блокноте, как Илья придумал его называть, а затем сунула ему под нос записку: «Не ходи плохо душа не на месте нехорошее что то случится люблю сыночек не ходи не надо».
Каждая буква буквально кричала, в глазах у матери стояли слезы.
«Все же есть такое – «материнское сердце подсказывает», – подумал Илья, не зная, как ее успокоить.
Разумеется, он ни слова не сказал о том, куда идет, не поделился своими опасениями – наоборот! Нарядно оделся, был преувеличенно весел и оживлен, наплел, что в редакции новогодний корпоратив (на самом деле корпоратив завтра, но Илья не собирался туда идти и второй вечер подряд оставлять мать одну). Но она все равно каким-то образом поняла, что он нервничает и боится идти в «Петровский», что от этого похода зависит слишком многое. Поняла – и не могла отпустить.
Илье было жаль ее, душа ныла, когда он в какой-то момент убрал ее руку с плеча и сказал твердо и строго, как маленькой девочке:
– Мам, перестань, я же все равно пойду! Меня люди ждут, как ты не понимаешь? Напридумывала себе глупостей.
Мать покорно отошла в угол, но в свою комнату не уходила, стояла и смотрела, как надевает куртку, ботинки, шапку.
Илья уже приготовился выйти из квартиры, когда она вновь подошла к нему, припала к груди. Удержать не пыталась – просто молча стояла, но он чувствовал охватившее ее горькое отчаяние.
– Все хорошо, мам. Ну, чего ты. Я скоро вернусь.
Выходя на лестничную клетку, закрывая за собой дверь, Илья старался не встречаться с матерью взглядом.
«А если она и вправду что-то предчувствует?» – кольнуло его изнутри, но он отогнал дурные мысли.
Сейчас, в вагоне метро, среди людей Илья внезапно ощутил не то чтобы одиночество – свою изолированность от мира. Как будто они все были здоровы, а он – болен. Или они знали что-то, чего не знал он. Или…
Илья посмотрел в окно, дернулся и едва не заорал: на него смотрело чье-то лицо, кривило в усмешке бесформенный рот. Поезд ехал – и оно плыло за ним, пялясь на Илью глазами-дырами. Там, в темном тоннеле был кто-то!
Осторожно повернув голову, Илья поглядел на попутчиков: никто ничего не видел. Только женщина справа недовольно косилась: похоже, он задел ее, шарахнувшись при виде лица.
Разумеется, другие и не могли видеть: то был его личный кошмар, иначе и быть не могло. Вспомнились недавние слова Марты Роговой о том, что она не видела ничего необычного: «Но я ведь и не бывала в том проклятом отеле».
А Илья был. И снова собирался пойти туда – уже шел.
Он закрыл глаза, снова открыл – ухмыляющееся лицо исчезло. Илья тихонько перевел дыхание, стараясь успокоиться.
Отель «Петровский» горделиво высился на холме во всем своем великолепии. Роман и Илья поднимались по каменной лестнице – одной из трех, по которым можно было взойти на холм. С четвертой стороны к отелю вела автомобильная дорога.
Илья еще вчера пытался отговорить Щеглова, но поскольку не мог привести внятных аргументов, тот все равно пожелал отправиться на вечеринку. Что Илья должен был сказать: каждый, кто переступает порог отеля, рискует? Но чем и почему?
Илья мямлил, уходил от ответа и чувствовал, что Роман начинает сердиться. Кажется, он понимал, почему Щеглову хочется пойти. Из-за Томочки: знал, что девушка там работает, и, похоже, надеялся встретить ее.
– Холод собачий, – сказал Роман, когда они уже шли к дверям. – Но ничего, скоро согреемся.
Илье некстати вспомнилась Наталья Петровская. Он видел лишь ее портрет, мало что знал об этой женщине, жившей в прошлом веке, но ощутил духовную общность с нею. Дом, куда шел Илья и в который она вошла счастливой новобрачной, растоптал ее надежды и ожидания, отнял мужа, здоровье, душевный покой.
Что видела Наталья в коридорах и комнатах бывшей больницы?
С кем или чем столкнулась?
И что предстоит увидеть там Илье?