Отель, портье и три ноги под кроватью

Искренне ли извиняется горничная? Вряд ли. Вполне возможно, что ей нужно убрать еще дюжину номеров, прежде чем можно будет уйти домой к семье, а эта дама (хотя она имеет полное право, будучи постоялицей отеля), принимая роскошную ванну, а потом двадцать минут просто разглядывая свое голое тело в зеркале, продлевает рабочий день горничной. И эта горничная идет к другой двери, совершая минимум предупреждающих действий, дабы закончить работу побыстрее.

В следующем номере она, возможно, подумает, что там пусто, потому что никто не кричит. Однако, уже взяв в руки распылитель, горничная поворачивается и сталкивается лицом к лицу с пожилым господином, который не посчитал нужным вскрикнуть или запахнуть халат. Теперь в номере трое: горничная, мужчина и его половой член. Двое из присутствующих весьма довольны сложившейся ситуацией.

Одни гости просто жаждут, чтобы к ним кто-нибудь вошел. Другие боятся этого. Но все они, принципиально разные во всех отношениях, скрывшись за запертой дверью, делают бог знает что. И каждая дверь, которую открывает горничная, ведет ее в мир неизведанного. В любой номер, в любом месте, в любое время. В некотором смысле я больше узнал об истинной природе отелей на должности менеджера отдела уборки, чем на всех остальных. Когда у меня был доступ в номера и я видел эти короткие сцены из жизни людей, то начинал понимать, как обычно используют отель. В его номерах постояльцы делают предложение, женятся, делают детей, празднуют сорокалетие, разводятся, нюхают героин, убивают и умирают (иногда именно в таком порядке). Они получают известие о смерти любимого человека от мигающего красного огонька. Они подписывают пришедший по факсу документ, благодаря которому начинается производство на заводе в Китае. Они получают коробки FedEx с пожитками, доставшимися им после развода. Один мужчина приехал из Талсы в Новый Орлеан, чтобы на неделю стать трансвеститом, оттянуться по полной, а потом всю оставшуюся жизнь спокойно прожить у себя дома. Одна женщина бросила свой номер в «Мариотте», оплаченный ее компанией, и зарезервировала комнату в нашем отеле для свидания с человеком, за которого должна была бы выйти замуж. Проведя три дня в любви и заказывая еду в номер, она оплатила наш счет и вернулась в «Мариотт», выселилась из так и не использованного номера и улетела домой к мужу, с которым больше не занимается сексом (и который, пока она была в отъезде, забронировал номер в отеле Day’s Inn у аэропорта, чтобы понюхать кокса, посмотреть гей-порно и нанять мужской эскорт). Вымышленные имена и фамилии, тайные посетители, наркоманы, пустившиеся во все тяжкие, писатели, беглецы, недавно разведенные, использующие номер, чтобы как следует выплакаться, алкоголики, игроки и шлюхи. И семьи в отпусках! Молодожены, трахающиеся целыми днями! Какой номер ни возьми, за любой дверью чья-то жизнь бьет ключом. Не та жизнь, какую ведут дома, не кабельное ТВ и отбой в девять вечера до самой смерти. Жизнь в отеле – безудержная, чужая, разгульная, свежевыстиранная, ищущая, полураздетая, творческая, пугающая, дорогая и абсолютно новая. Я каждый день бродил по коридорам, как сторож-смотритель в доме, где перерождаются люди. Куда бы ни шли эти люди, как бы ни менялась их жизнь, я следил за тем, чтобы, как только они освободят номер на час, у них появлялись чистые простыни, новое мыло, свежие полотенца, чистый халат и свежая подушка, чтобы выспаться после всего.

* * *

Иногда в коридорах становилось слишком тихо. За время, проведенное на должности менеджера отдела уборки, я обзавелся как минимум одним сексуальным фетишем. Когда я слышал тихие стоны, приглушенные звуки секса, доносившиеся сквозь стены, то останавливался и внимательно слушал – потому что, честно говоря, меня это возбуждало. К сожалению, это всегда, всегда оказывался чертов телевизор: «Оооо, ой, ой, ооооо»; – и когда я, заинтересовавшись, застывал и прислушивался, в этот момент раздавалось: «А теперь вернемся к новостям из Афганистана».

Иногда, если коридоры становились похожи на города-призраки, в раскрытых дверях стояли бесхозные тележки, и нигде не было видно ни одного уборщика – это означало день игры «Нью-Орлеан Сейнтс». Я обходил люксы побольше, пока не находил номер, заполненный двадцатью пятью сотрудниками – черт побери, кто-то даже стоял на кровати, – смотревшими, как «Сейнтс» проигрывают. Терренс отстранил бы от работы всех до одного. А я? А я позволил «Сейнтс» завершить атаку, а затем вывел их всех, заставив троих последних убрать номер. Может быть, вы посчитаете меня плохим руководителем, но я никогда не считал дисциплинарные взыскания лучшим воспитательным методом. Конечно, если номера убирались как надо. Я заставал уборщиков и горничных занимающимися сексом и разнимал их, как будто они дрались: «Так, вы двое, разошлись. Господи. Дебра, трусы надень. Пожалуйста, закончите этот номер побыстрее. В фойе его ожидают вице-президент фирмы «Бест Бай» и ее дети».