Отель с привидениями

Я прочел De Profundis[35] над его телом. Пока я молился, придворные вложили шпаги в ножны, а капитан обшарил карманы маркиза. Не обнаружив там ничего, кроме молитвенника и маленького кинжала, он махнул рукой своим подручным, и они все молча двинулись к дверям и вышли, оставив меня наедине с покойником.

Спустя несколько минут я последовал за ними, чтобы сообщить о смерти маркиза королеве. Мне показалось, что с лица ее сбежала краска, пока я говорил, но холодные глаза не смягчились, а голос оставался таким же ровным и твердым, каким помнился мне при нашей встрече сегодня в галерее. Она говорила мало, лишь произнесла:

– Он мертв, и он заслужил смерть! – Затем, обращаясь ко мне, добавила: – Отец, я оставляю на ваше попечение его похороны, я же позабочусь о том, чтобы заказать достаточно молитв за упокой его души.

Я приказал положить тело в гроб, затем велел отнести гроб на двуколку в церковном дворе, так как тело было довольно тяжелым, а дороги развезло из-за мелкого, непрерывно сеявшего дождя. В понедельник, двенадцатого ноября, без четверти шесть вечера маркиз был похоронен в приходской церкви Авона, неподалеку от святого источника. На следующий день королева переслала с двумя слугами сотню ливров на заупокойные молитвы по его душе.

Так кончается удивительное повествование отца Ле Беля. Отрадно отметить как свидетельство человеческого прогресса, что подобное варварское убийство, совершенное с ведома и по велению королевы, которое осталось бы незамеченным в феодальные времена, расцененное как обыкновенное и законное проявление власти суверена над вассалом, в середине XVII века возмутило и ужаснуло Париж. Первый министр Франции того времени кардинал Мазарини (совесть которого не была чрезмерно чувствительной, что прекрасно известно любителям французской истории) обратился к Кристине с официальным письмом, давая ей понять, что преступление столь жестокое, как то, что было совершено на днях по ее велению во дворце Фонтенбло, может считаться достаточным для изгнания королевы Швеции за пределы двора и владений его суверена, который, как и каждый честный человек в королевстве, испытывает ужас, узнав о грубом попрании закона, совершенном на земле Франции.

В ответ королева Кристина написала следующее письмо, которое, по всей вероятности, останется непревзойденным по дерзости и язвительности.

«Монсеньор Мазарини, те, кто сообщал вам подробности смерти моего конюшего Мональдески, ничего толком не знают об этом. Бессмысленно было подвергать риску столько людей, чтобы узнать об одном простом факте. Ваше поведение просто смешно, но не удивительно. Поразительно же то, что вы и ваш повелитель король осмеливаетесь выражать неодобрение тому, что я сделала.

Поймите же вы все, слуги и господа, маленькие люди и великие, что это моя монаршая воля – поступать, как я поступаю. Я не обязана давать отчет о своих действиях кому бы то ни было, а уж меньше всего такому любодею, как вы.

* * *

Вам, вероятно, стоило бы узнать и сообщить каждому, кого вам удастся заполучить в слушатели, что Кристине дела нет до вашего двора, а еще меньше – до вас. Если я собираюсь мстить, мне не нужна помощь вашей замечательной власти. Честь моя обязывает меня поступать, как я поступила, моя воля – мой закон, и вам следует знать, что к ней надо относиться с уважением. Поймите же: где бы я ни жила, я остаюсь королевой, а люди вокруг меня, какими бы проходимцами они ни были, не хуже вас и ваших прислужников.

* * *

Примите мой совет, Мазарини, и впредь старайтесь снискать мое расположение; ради вашего же блага вам следовало бы позаботиться о том, чтобы заслужить его. Пусть небо хранит вас от того, чтобы еще раз осмелиться осудить мои действия.