Отель с привидениями

Он подписал контракт с самой известной итальянской танцовщицей, перепоручил миссис Норбери заботам брата Генри, уже съехавшегося с ними в Милане, и теперь он имел полную возможность доставить себе развлечение, всесторонне расследуя необычайное действие нового отеля на своих родственников. Когда брат с сестрой поведали ему о своих испытаниях, он тотчас заявил, что поедет в Венецию исключительно ради собственного театра. Сообщенные ему обстоятельства сулили самую настоящую драму с привидениями. В вагоне он даже придумал название: «Отель с привидениями». Напечатайте это красными шестифутовыми буквами на черном фоне да расклейте афиши по всему Лондону – и, будьте уверены, возбужденная публика валом повалит в театр. Несмотря на самый любезный прием, оказанный ему управляющим, в отеле Фрэнсиса ждало разочарование.

– Тут какая-то ошибка, сэр. Никакого номера 14 на первом этаже нет. Комната с этим номером находится на втором этаже, и со дня открытия отеля ее занимаю я сам. Возможно, вы имеете в виду номер 13А? Это на первом этаже. Она будет к вашим услугам завтра; прекрасная комната. А пока мы сделаем все, чтобы обеспечить вам сегодняшний ночлег.

Мало кто так же неспособен держаться хорошего мнения о ближнем, как преуспевающий хозяин театра. Про себя Фрэнсис записал управляющего в мошенники, а разговор о нумерации комнат счел враньем.

В тот день он обедал в ресторане один, до табльдота, имея ясную цель: расспросить официанта без посторонних. Из ответов выяснилось, что номер 13А располагается там же, где, по описаниям брата и сестры, находился номер 14. Потом он спросил список постояльцев. Выяснилось, что занимавший номер 13А французский джентльмен был владельцем парижского театра, которого он лично знал. Он сейчас в отеле? Он отсутствовал, но обязательно вернется к табльдоту. Фрэнсис пришел в столовую к концу табльдота, и парижский коллега встретил его буквально с распростертыми объятиями.

– Приходите ко мне выкурить сигару, – сказал сердечный француз. – Мне интересно знать, в самом ли деле вы ангажировали эту итальянку.

Фрэнсису сама собой представилась возможность сравнить интерьер комнаты с описанием ее, слышанным в Милане.

Уже подходя к двери, француз вспомнил о своем попутчике.

– Со мной тут декоратор, – сказал он, – собирает материал. Прекрасный парень, он будет признателен, если мы его позовем. Я велю швейцару направить его к нам, когда он появится. – Он передал ключ от комнаты Фрэнсису. – Вернусь через минуту. Это в конце коридора – «тринадцать-а».

Фрэнсис один вошел в комнату. Вот она, роспись на стенах и потолке, о которой он столько наслышан! Он уяснил это себе с первого взгляда, и в ту же минуту случилась такая мерзость, что он мог теперь заниматься только своими ощущениями.

Он вдруг почувствовал, как комната наполнилась непонятно откуда взявшимся зловонием, гаже которого он в жизни своей не знал. В его состав, если такое возможно, входили два вполне различимых запаха: слабый и малоприятный душок, замешанный на тошнотворном смраде. Не в силах вынести эту отраву, он распахнул окно и высунул голову наружу.

С сигарой во рту вернулся его французский коллега. При виде открытого окна, страшнее чего не могут представить себе его соотечественники, он отпрянул в смятении.

– Вы, англичане, совершенно помешаны на чистом воздухе! – вскричал он. – Мы же насмерть простудимся.

Фрэнсис обернулся и изумленно уставился на него.

– Как! Вы не чувствуете, какой в комнате запах? – спросил он.

– Запах? – повторил собрат по искусству. – Я чувствую запах моей хорошей сигары. Угощайтесь! И, ради бога, закройте окно.

Помотав головой, Фрэнсис отказался от сигары.

– Извините меня, – сказал он. – Закройте окно сами, когда я уйду. У меня темно в глазах и кружится голова – мне лучше выйти. – Он прикрыл нос и рот платком и направился к двери.

Француз шел за ним в полной растерянности, упуская случай закрыть окно.

– Неужели это так противно? – спросил он, изумленно выкатив глаза.

– Чудовищно! – глухо сказал Фрэнсис из-за платка. – Ничего подобного я не ощущал за всю мою жизнь.

В дверь постучали. Вошел декоратор. Его хозяин сразу спросил, какой запах он чувствует.

– Запах вашей сигары. Восхитительный! Дайте мне попробовать!

– Погодите, а кроме сигары, вы ничего не чувствуете? Ничего гадкого, мерзкого, удушающего, неописуемого, небывалого?

Столь темпераментная речь озадачила декоратора.

– Воздух как воздух, – сказал он, – чистый и свежий.

Он удивленно оглянулся на Фрэнсиса Уэствика, с нескрываемым отвращением смотревшего из коридора в комнату.

Приблизившись, парижский коллега внимательно и тревожно вгляделся в него.

– Смотрите, мой друг, нас двое, и у нас такие же носы, как у вас, однако мы ничего не чувствуем. Если вам угодно еще доказательство, то вот еще носы. – Он показал на пару английских девчушек, игравших в коридоре. – Дверь у меня открыта, а запах, вы знаете, распространяется быстро. Сейчас я допрошу эти невинные носы на языке вашего унылого острова. Душеньки, вы чувствуете какой-нибудь ужасный запах, а?

Дети рассмеялись и решительно ответили:

– Нет!