«Добрейший Моуди сообщил мне, дорогая тетушка, что Вы, вопреки его совету, решили „отказаться от преследования“. Право, не могу взять в толк, что он этим хотел сказать; тем не менее я благодарен ему, так как он напомнил мне об одном обстоятельстве, имеющем некоторое касательство лично к Вам.
Я собираюсь отбыть на континент для поправки здоровья, а перед отъездом ведь вечно запамятуешь что-нибудь важное. Вот и я до визита Моуди все забывал написать Вам, что некоторое время назад я имел удовольствие позаимствовать у Вас пятьсот фунтов стерлингов.
В день, когда это произошло, Ваш тон и обращение со мною недвусмысленно указывали на то, что, попроси я у Вас денег взаймы, Вы непременно бы мне отказали. Единственное, что мне в таком случае оставалось, – взять их не спрашивая. Я так и сделал, пока Моуди ходил распорядиться насчет кюрассо; когда лакей принес мне этот божественный напиток, я уже снова был в картинной галерее.
Вы, конечно, захотите узнать, почему мне пришлось прибегнуть к такому, говоря языком финансистов, „вынужденному займу“. Отвечу, что в своем поведении я руководствовался мотивами, которые, на мой взгляд, делают мне честь. В тот момент мое положение было крайне затруднительно. Кредиторы наседали, друзья отвернулись от меня. Я должен был либо взять деньги, либо опозорить семью. Поверьте, трудно отыскать человека, который более моего почитал бы свою семью! Пришлось взять деньги.
А теперь попробуйте представить, каково было бы Ваше собственное положение (не говоря уже о моем), выбери я другой путь; как меня выдворили бы из Жокей-клуба[11], и из Таттерсоллса[12], и из игорного общества, как публично объявили бы неплательщиком перед достойнейшим в этой стране заведением – Терфом[13], – и все из-за каких-то пятисот фунтов, которых недоставало, чтобы заткнуть глотку этой грубой скотине Гардиману! Нет уж, позвольте мне пощадить наши с Вами чувства и не возвращаться более к этим мрачным картинам. Милая и несравненная моя тетушка! Вы и только Вы спасли честь нашего семейства! Моя собственная заслуга не так велика – я лишь предоставил Вам такую возможность.
К сему, разумеется, приложена моя расписка. Могу ли я что-нибудь сделать для Вас за границей?
Ф. С.».К сказанному необходимо добавить, во-первых, что Моуди оказался совершенно прав: именно Ф. С. указал лорду Ротерфилду на причины отъезда Изабеллы из дома леди Лидьярд, и, во-вторых, Феликс и в самом деле передал французской полиции составленное мистером Троем изложение дела, но изменил в нем одну мелочь – номер пропавшей банкноты.
Что же далее? Далее автору остается лишь (с превеликим сожалением!) распрощаться с героями своей повести.
С мисс Пинк, которая и на смертном одре будет горевать о том, что ее племянница ответила Гардиману «нет».