Отель с привидениями (сборник)

Брат играл на скрипке работы Прессенды, подаренной ему в день пятнадцатилетия опекуном, мистером Торесби. Это был прекрасный инструмент, созданный в пору расцвета в творчестве мастера, и представлял собой копию скрипки Страдивари. Джон достал ее из футляра и положил обе скрипки рядом, чтобы сравнить их по размеру и форме. Хотя они явно были сделаны по одному образцу, превосходство старинной скрипки настолько бросилось в глаза, что у брата не возникло сомнений в исключительной ценности инструмента. Его особенно поразила необычайная красота лака, и хотя Джон никогда прежде не видел подлинной скрипки Страдивари, чем больше он вглядывался в свою находку, тем сильнее в нем крепла уверенность, что перед ним шедевр великого мастера. Он с удивлением обнаружил, что внутрь корпуса почти не проникла пыль. Достаточно было подуть через резонаторные отверстия, как на задней деке четко проступило клеймо. Придвинув поближе свечу, Джон приподнял скрипку, чтобы лучше его разглядеть. Сердце в нем взволнованно забилось, когда он прочел надпись: «Antonius Stradivarius Cremonensis faciebat, 1704». При иных, не столь удивительных обстоятельствах легко было усомниться в подлинности клейма, но он обнаружил скрипку в старом, всеми забытом шкафу, где она, судя по всему, пролежала не один десяток лет, и это меняло дело.

Джон тогда мало что знал о скрипках — это впоследствии он изучил их историю, а заодно с ним и я узнала много интересного. Потому он не мог определить по дате, обозначенной на инструменте, его ценность в сравнении с другими работами Страдивари. Однако хотя скрипка Прессенды считалась первоклассным инструментом, находка настолько превосходила ее как по исполнению, так и по лаку, что брат понял — в его руки попало поистине выдающееся творение мастера из Кремоны.

Внимательнейшим образом осмотрев каждую деталь, Джон окончательно, насколько позволяли его скромные познания, убедился, что каждая деталь в этом инструменте верх совершенства. Он зажег свечи в канделябре и как зачарованный сидел, держа скрипку на коленях, не в силах отвести от нее восхищенного взгляда. И лишь когда потух камин и холод пробрал его, он, очнувшись, увидел, что уже глубокая ночь. Тогда он отнес скрипку в спальню, запер ее в ящик и лег спать.

На следующее утро брат проснулся с радостным ощущением счастья и, еще не раскрывая глаз, вспомнил о своей находке, но тут же испугался, что необыкновенные достоинства скрипки просто пригрезились ему ночью, и поспешил достать инструмент, приготовившись в глубине души испытать разочарование. Но достаточно было одного взгляда, чтобы все опасения мгновенно развеялись. При свете дня безупречная красота скрипки не только не померкла, а предстала во всем своем блеске, и брат вновь убедился, что нашел сокровище.

Дорогой Эдвард, надеюсь, ты простишь меня, если я, ни в чем не отступая от истины, как того требует долг, ненароком брошу тень на твоего отца, сэра Джона Малтраверза. Не забывай, что Джон был моим дорогим единственным братом, и мне невыразимо тяжело вспоминать о его поступках, которые могут показаться недостойными джентльмена, каким несомненно был твой отец. Только предсмертная воля брата, незадолго до кончины завещавшего рассказать тебе эту историю, ничего не утаивая, не позволяет мне бросить перо. Будем же со смирением помнить, что один Бог всем судья, и не бедным смертным решать, хорошо или дурно поступают наши ближние, и будем честно исполнять то, что положено каждому долгом.

Твой отец скрыл от меня свою находку, и я узнала обо всем лишь много времени спустя.

Джон сказал слуге, что в стене за панелью обнаружил шкаф, разумеется, не упомянув, что в нем оказалось, и попросил привести в порядок поврежденную стену и сам шкаф, чтобы им можно было пользоваться. Брат еще сидел за поздним завтраком, когда пришел мистер Гаскелл, но, увы, и ему, самому близкому другу, он не доверил своей тайны. Разумеется, он показал шкаф и рассказал, как он его обнаружил, но промолчал о том, что там хранилось. Не знаю, какие мотивы побудили его так поступить, поскольку с мистером Гаскеллом как настоящие друзья они всегда делились всеми радостями и огорчениями. Внимательно осмотрев шкаф, мистер Гаскелл сказал:

— Теперь я понимаю, Джонни, почему одна полка книжного шкафа была сделана сдвижной. Кто-то из прежних жильцов явно использовал шкаф как тайник, замаскировав его снаружи книгами. Бог ведает, что здесь хранил этот человек и кем он был. Не удивлюсь, если это тот самый господин, который так часто приходил сюда послушать, как мы играем «Ареопагиту», и которого ты видел той июньской ночью. Посмотри, одну полку при необходимости можно было отодвинуть, и тогда открывался доступ к тайнику. Вероятно, этот человек уехал из Оксфорда и, скончавшись, унес в могилу свою тайну. Шли годы, панель много раз красили, и дверцу уже невозможно было заметить.