Отель с привидениями (сборник)

— Что случилось, мой Калликрат? — сказала она, и ее голос — куда подевались его глубоко волнующие модуляции? — звучал теперь визгливо и дребезжаще.

— Что случилось? — недоуменно повторила она. — Я как будто в полубеспамятстве. Свойства огня, конечно же, не могли измениться. Может ли измениться суть Жизни? Скажи, Калликрат, что с моими глазами? Я плохо вижу. — Она потрогала голову, волосы и — о ужас из ужасов! — все ее волосы осыпались на пол.

— Смотрите! Смотрите! Смотрите! — завизжал Джоб резким, испуганным фальцетом; глаза у него едва не выпали из орбит, на губах вспузырилась пена. — Смотрите! Смотрите! Смотрите! Она вся съеживается. Она стала сущей обезьяной. — И скрежеща зубами, как в эпилептическом припадке, он повалился на пол.

И в самом деле — описывая эту ужасную сцену, я и сам в полубеспамятстве — Айша как бы усыхала, золотая змея, которая опоясывала ее стройный стан, соскользнула на пол; изменился даже цвет кожи: еще так недавно ослепительно белая, она стала грязно-коричневой и желтой и походила на кусок старого пергамента. Айша ощупала голову, ее тонкая рука напоминала когтистую лапу: такие бывают у плохо сохранившихся египетских мумий; только тогда она наконец осознала, что с ней происходит, и тогда она стала визжать, да, кататься по полу и визжать!

Она была теперь совсем маленькой, не выше бабуина. Ее кожа собралась в бесчисленные складки, а на бесформенное лицо легла печать необычайно дряхлого возраста. Я никогда не видел ничего подобного; да и никто никогда не видел такого ужасного дряхлого человеческого лица: оно было не больше личика двухмесячного младенца, хотя череп оставался прежнего размера, да и упаси Бог видеть подобное: не всякий рассудок выдержит это испытание.

Айша была почти неподвижна, лишь слегка шевелилась. Та, что еще две минуты назад поражала красотой и благородством всего облика, продолжала неподвижно лежать перед нами рядом с грудой своих темных волос, маленькая, как обезьяна, и уродливая — невообразимо уродливая. Но подумать только — я не мог не подумать об этом, женщина была та же самая.

Мы видели, что она умирает, и мысленно благодарили Бога — ибо пока была жива, она продолжала чувствовать — а что она могла чувствовать? Она приподнялась на своих костлявых ручках и слепо таращилась вокруг, водя головой из стороны в сторону, как черепаха. Но она ничего не могла видеть, ибо глаза ее были затянуты роговой пленкой. Смотреть на это было невыразимо тяжело. Но она все еще сохраняла дар речи.

— Калликрат, — сказала она хриплым, дрожащим голосом. — Не забывай меня, Калликрат. Сжалься надо мной в час моего позора; я возвращусь, я снова буду прекрасной, клянусь, так будет. О-о-о! — Она упала ничком и не двигалась.

И вот на том самом месте, где двадцать веков назад Айша убила жреца Калликрата, она покоилась сама, бездыханная.

Полуживые от пережитого ужаса, мы тоже простерлись на полу пещеры и впали в полное беспамятство.

Не знаю, сколько времени мы так пролежали. Должно быть, много часов. Когда я наконец открыл глаза, двое моих спутников все еще не пришли в себя. Словно утренняя заря, мерцало розовое свечение, а громовая колесница Духа Жизни катилась своей всегдашней дорогой; когда я очнулся, огненный столп уже удалялся. Тут же, возле нас, я увидел неподвижную безобразную обезьянку, обтянутую морщинистым желтым пергаментом — то была еще недавно такая прекрасная Она. Увы, это был не кошмар, а ужасный невиданный факт!

Какова была причина столь поразительной перемены? Изменилась ли сама природа животворящего Огня? Может быть, временами он несет не Жизнь, а Смерть? Или же тело, однажды вобравшее в себя его поразительные свойства, уже неспособно их усваивать, так что при повторном омовении — сколько бы времени ни прошло — оба противоположных заряда нейтрализуются, и тело возвращается в то состояние, в котором было до воздействия субстанции жизни. Этим и только этим можно объяснить стремительное постарение Айши, к которой вернулся ее двухтысячелетний возраст. У меня не было ни малейших сомнений, что именно так выглядела бы женщина, которая каким-нибудь необычным способом продлила свою жизнь и умерла бы, когда ей перевалило за две тысячи лет.

Но кто может сказать, что произошло на самом деле? Налицо был результат. Я часто размышлял о том, что тогда случилось, и по-моему, не надо особого воображения, чтобы увидеть тут руку самого Провидения. Пока Айша, как бы погребенная заживо, из века в век ожидала возвращения своего возлюбленного, она почти не нарушала установленного миропорядка. Но Айша, всесильная и счастливая в упоении любовью, наделенная вечной молодостью, божественной красотой и вековой мудростью, могла бы преобразовать все общество и, может быть, даже изменить судьбу Человечества. Она противопоставила себя вечному Закону и, несмотря на все свое могущество, была повергнута в прах — посрамленная и жестоко осмеянная.