Отель с привидениями

— «Вот сцена в подвале палаццо, — начал он. — Жертва спит на жалкой постели; Барон и Графиня обсуждают свое положение. Графиня (насколько я могу понять) достала нужные деньги, заняв под гарантию своих франкфуртских драгоценностей; а наверху врач оставляет Курьеру шанс на выздоровление. Что делать злоумышленникам, если человек поправится? Осторожный Барон предлагает освободить узника. Если тот рискнет обратиться в суд, будет легко объявить его душевнобольным, о чем может свидетельствовать его жена. И обратно: если Курьер умрет, то как избавиться от обобранного до нитки безымянного дворянина? Бездействуя, то есть уморив его голодом? Нет, Барон благородный человек, и бессмысленная жестокость ему претит. Остается действовать — может, смерть от ножа наемного убийцы? Барон возражает: сообщники ненадежны; к тому же он не хочет ни с кем делиться деньгами. Бросить узника в канал? Барон не доверяет и воде: с поверхности можно видеть, что в глубине. Поджечь его постель? Прекрасная мысль, но могут увидеть дым. Нет, теперь обстоятельства переменились, и простейшим решением будет яд. Этот человек теперь просто всем мешает. Тут подойдет самый обыкновенный яд».

— Неужели ты правда, Генри, веришь, что такое совещание могло иметь место?

Генри не ответил. Зачитанные только что казни шли в том самом порядке, в каком сменялись кошмары, донимавшие миссис Норбери те обе ночи, что она провела в отеле. Бесполезно обращать внимание брата на это совпадение. Он сказал только:

— Продолжай.

Полистав, лорд Монтбарри нашел еще один разборчивый и вразумительный отрывок.

— Вот, — продолжал он, — что-то вроде парной сцены, насколько я могу вникнуть. «Наверху, у постели мертвого Курьера, врач простодушно выписывает свидетельство о смерти Милорда. Внизу, в подвале, у тела отравленного Милорда Барон смешивает сильные кислоты, готовясь превратить труп в кучку пепла…» Ну уж эти-то мелодраматические ужасы мы не будем трудиться расшифровывать! Дальше! Дальше!

Он листал, тщетно ища смысл в сбивчивых эпизодах. Вот вроде бы понятный кусок на предпоследней странице.

— Третий акт, — сказал он, — похоже, делится на две части или картины. Я хорошо разбираю начало второй части. «На сцене Барон и Графиня. Руки Барона интригующе обтянуты в перчатки. Кремируя по собственной методе, он сжег дотла все тело, но голова…»

Тут Генри прервал брата.

— Не читай больше! — воскликнул он.

— Нет, отдадим графине должное, — заупрямился лорд Монтбарри. — Тут не больше десятка строк, остальное не разобрать. «Разбив сосуд с кислотой, Барон сжег себе руки. Он все еще не может приступить к уничтожению головы, а Графиня (при всей ее порочности) в достаточной степени женщина, чтобы сделать это вместо него, когда доходят первые слухи о скором приезде следственной комиссии, учрежденной страховыми конторами. Барон ни в малейшей степени не тревожится. Пусть себе налаживают следствие, какое хотят, — расследовать-то им придется естественную смерть Курьера (под именем Милорда). Поскольку с головой не заладилось, придется ее спрятать, и эта задача не застает Барона врасплох. Разбирая в библиотеке старые книги, он узнал о тайнике в палаццо. Если Графине противно возиться с кислотами и видеть кремацию, то уж полить хлоркой…»

— Не читай больше! — снова взмолился Генри. — Не читай!

— А больше и нечего читать, дружок. На последней странице уже совершенные бредни. Она правильно сказала тебе, что не может больше сочинять.

— Не может больше вспоминать, Стивен, посмотри же правде в глаза!

Лорд Монтбарри встал из-за стола и с сожалением уставился на брата.

— У тебя разгулялись нервы. Генри, — сказал он. — Оно и неудивительно — после той страшной находки под камином. Не будем сейчас спорить, подождем день-другой, когда ты опять будешь на себя похож. А пока давай решим по крайней мере один вопрос. Ты ведь даешь мне право распорядиться этими бумагами — как главе семьи?