Вильнул к детской площадке. Через «лиану», песочницу… Кто-то бросился наперерез. А где форма, товарищ? Повезло, без табельного. Намерения у товарища серьезные: встал по-обезьяньи, готовясь перехватить беглеца, задержать до подхода главных сил. Максимов рыбкой полетел в песочницу, сгреб клешней мелкий песочек, швырнул в глаза. Тот отпрянул – знаю, мол, ваши фокусы. Оскалил зубы, засмеялся. Серьезный противник – родом из спортзала… Он метнул вторую горсть – когда не ждали, не заводя руку для броска. Удачный финт, для тупых. Оппонент схватился за глаза, завыл…
Максимов мчался кенгуриными прыжками. Пробился сквозь кустарник, взлетел на бетонный забор, подъем-переворот, свалился с гребня в кусты. Канава, гаражи, заброшенная бойлерная. Он чувствовал, что начинает задыхаться.
Шатание по задворкам показалось вечностью. Голова не работала. Четверть часа спустя он перелез, скрипя гравием, железнодорожное полотно, съехал с насыпи. Насквозь пробрел локомотивное депо с пыхтящими маневровыми и в районе угольных складов отыскал подобие лавочки. Выходной – работяг почти нет. Он присел и в три затяжки высмолил сигарету. Дотошно обшарил карманы: все на месте – деньги, паспорт, телефон. Жить можно. Правда, недолго. Пока не поймают.
Повертев мобильник, рискнул набрать номер Вернера.
– У апапарата, – несмело произнес тот.
– Это я. Ты говорить можешь?
– Извините, Анатолий Иванович, – елейно забормотал детектив, – я перезвоню, ладно? У нас тут люди собрались…
– Не звони, – отрезал Максимов. – На сотовый не надо. Со мной все в порядке. Завтра свяжусь. Все.
Кто-то вырвал у Вернера телефон. Но Максимов уже отключился. Торопливо, пока не заблокировали номер, он отзвонил Маринке с Машей, повергнув их своими свежими новостями в трепет.
– Папахен, ну ты и отчебучил… – испуганно прошептала Маринка. – Тебя, похоже, крепко долбанули мотыгой… Намекаешь, мы машину покупать не будем?
– Как – не будем? – возмутился Максимов. – Обязательно будем, Мариш. Но не сегодня, хорошо?
– Это здорово, пап. Представляешь, в «шевроле» и «блэйзере» не работают моторчики, запускающие «дворники». Отзывают почти два миллиона автомобилей, прикинь! Халтурщики, блин… Слушай, пап, мы тут с Ульянкой поспорили: вот на Камчатке есть общеобразовательные школы?
– Конечно, Мариша.
– А как в камчатских школах называют самую дальнюю парту в классе?
Интересный вопросец. Максимов засмеялся.
– Без понятия, Мариша. Может, «брянщина». Или «тамбовщина»… Не забивай себе голову, ладно? Пока.
– Слушай, пап, а в китайском языке есть нецензурные иероглифы?..
Молодец Маришка, не унывает. И ты не унывай, Максимов, приказал он себе, найди занятие.
– Костя, ты меня пугаешь, – лепетала Маша. – Почему ты постоянно влипаешь в идиотские ситуации? Ведь я ужасно переживаю за тебя, Костя…
– Я знаю, – перебил Максимов. – Такая уж у меня работа – влипать в идиотские ситуации. Придет милиция – скажешь пронзительную правду: да, звонил, да, скрываюсь, а вот где – не знаешь. Ты и правда не знаешь, Маша. Все, до встречи, постараюсь что-нибудь придумать. Не звони – телефон заблокируют…
Он шел к железнодорожным складам – мимо лающих собак, заброшенных мастерских, вдоль бескрайнего бетонного забора. Абонента могут вычислить с погрешностью до ста метров – а определенное влияние у Корнеева есть, он не сомневался. Четвертый звонок Максимов сделал Юрке Шевелеву в ГУВД. Шевелев уже ушел – слава богу, он застал его дома, в кругу жены, детей и домашней живности.
– Ба, Максимов! Как дела?
– Бедственно, – лаконично обрисовал ситуацию.
– Ни хрена себе конфетка, – присвистнул Шевелев. – Ты зарвался, Максимов, видит бог, ты зарвался… Дать леща двоим сержантам и целому капитану при исполнении, да еще какому-то штатскому, исполняющему должностную инструкцию, – ну ты гигант. Хочешь, открою тебе маленький секрет? Не видать тебе пощады, понял?
– Перестань…
– Не перестану. Поймают – и правильно сделают. А я в жизнь не подтвержу, что ты мне звонил. Угадай почему? А потому что дружба дружбой, но совесть надо иметь. У меня, между прочим, шесть питомцев на шее, не считая жены…
– Не гони порожняк, Юрка, – горячился Максимов. – Хрен с побитыми. Крепче будут. У тебя есть связи с отделом собственной безопасности, я знаю. Пойми, положение Корнеева шаткое. Арестуй он меня, и ему бы ничто не угрожало. Посадил бы за решетку, а наутро – целая тьма улик, способных задавить Максимова как миленького. Но дело в том, что я на свободе – и прекрасно знаю, кто такой Корнеев. И он знает, что я знаю. А потому он вид сейчас имеет очень бледный и прохладный, из кожи лезет, чтобы меня поймать…
– Да ты объяснишь, в конце концов, что происходит? – вспыхнул Шевелев.