– Да вы что, – вздрогнула Юля. – Полагаете, я совсем сбесилась от страха?
– Про бешенство никто не говорит, – укорила Екатерина. – Но вот выпасть из реальности под воздействием вполне объяснимого фактора страха…
– Да никуда я не выпадала… Не знаю, как насчет ветра, возможно, вы и правы, но ботинки были самые настоящие.
– Мужские?
– Не скажу… Нет, правда. Обыкновенные носки. Темные.
– Дальше, Юля. Продолжайте, мы внимательно вас слушаем.
Итак, горничная выскочила в коридор. Горло отпустило, и она заверещала на весь дом. Бросилась налево по коридору, опять свернула налево, добежала до комнаты Надежды Борисовны и принялась биться в нее кулачками и прочими частями молодого тела. Управляющая выбежала в ночной сорочке, всклокоченная, взбудораженная, кинулась спросонок к пожарному щитку, но Юля ей что-то закричала, потащила за собой. Не пожар, сообразила управляющая.
У Юлиной двери столкнулись с Коржаком – шефом охраны. Он как раз прибежал с галереи и метался по коридору. «Кто орал?!» – «Я орала! – вопила Юля. – Он там! За шторой! Он убил Аркадия Николаевича и меня хотел убить!» Юлю оттолкнули – она мешалась как голодный кот на кухне – и вдвоем вломились в комнату – но никого там не нашли, только труп.
Надежда приводила в себя брызжущую слезами горничную, Коржак свистал по рации подчиненных. Ад царил кромешный. Трогать ничего не стали, вынесли лишь тело, Юлю на время переселили в соседнюю комнату, а под дверью взгромоздили рослую охрану. Весь день ругались, пытались обмозговать ситуацию, дождались экспертизы из морга, опять ругались…
– Это она виновата, нечего думать! – визгливо выкрикнул Косаренко, выстреливая пальцем в Юлю. Девочка съежилась, втянула голову в плечи.
– Она, она, – закивала согласная с любовником Лизавета. Ухватов на секунду вскинул глаза и брезгливо поморщился.
– Вот как? – удивился Максимов. – У вас есть серьезные основания обвинять эту несчастную девушку, господин полковник?
– Да знаю я! – зарычал мент. – Она же полный бред несет, ваша несчастная, послушайте! Какие-то ботинки, флюиды страха, блин… Умнее придумать не смогла!
– Она бы смогла, – улыбнулась Екатерина, – девушка неглупая.
– Не успела, какая разница! Помяните мое слово, господа, она и вкатила Аркашке яд!.. А вам, горе-сыщики, я бы решительно рекомендовал осмотреть ее комнату на предмет обнаружения следов строфантина…
– Не волнуйтесь, – перебил Максимов. – Осмотрим. И не только комнату горничной.
– Валентин, солнышко, – потянула буяна за рукав Лизавета, – кончай бунтовать, мы спать хотим.
– И не стыдно вам такое заявлять, Валентин Иванович? – с упреком бросила Надежда Борисовна. – Вы ведете себя не вполне деликатно, не находите? А еще милиционер, называется… Я работаю с Юлей полгода, она и таракана не обидит, уверяю вас…
– Таракана? – захохотал, обнажая вставную челюсть, Пузырь. – То-то их в буфетной развелось как собак нерезаных. Не пора ли начать обижать тараканов, дорогая Надежда Борисовна?
– Да врете вы все, – вспыхнула Надежда. – К вашему сведению, Олег Васильевич, мы обрабатываем наши помещения самыми современными средствами – откуда здесь тараканы?
– Не строфантином случайно? – загоготал Пузырь.
– Да нет, серьезно, Надежда Борисовна, – хихикнула в кулак Лизавета, – я сама очевидица. Это был, наверное, неправильный таракан. Он носился по полу быстрее меня – чуть лоб не разбила. Я где-то читала, что тараканы способны развивать скорость семьдесят пять сантиметров в секунду. Не поверите, но этот отморозок гнал еще быстрее!
Косаренко заржал, за ним залился гаденьким смешком Пузырь. Остальные бесмолвствовали. Молчал молодой секретарь Ухватова, равнодушно фиксируя свару. Молчал Ухватов. Коржак постукивал спелым персиком (в начале-то июня!) по столу. Зловещий Шалевич, перебравшийся к книжному шкафу, листал книжку в золотистом переплете (вроде буквы знает) и исподтишка наблюдал за собравшимися. Молчала Юля – иссякли последние слезинки, глазки подсыхали. Молчал пожилой дядька с мозолистыми руками, моргая на всех по очереди. Он вообще не понимал, зачем его сюда позвали, что происходит и почему нельзя перед рабочим днем по-человечески выспаться.
– Хорошо, не смею вас больше задерживать, – сдерживая улыбку, произнес Максимов. – Спокойной ночи, господа. А мы еще поработаем, если нет возражений. Сан Саныч, распорядитесь, чтобы нас впустили в комнату Юли.
Горенка невзрачная. Голубенькие обои. Шкаф для форменной одежды, комод. Гладильная доска. Шикарный гелиотроп на окне, усеянный лиловыми цветами и издающий густой аромат. Постель хранит вмятину от мертвого тела «чисто столичной закваски». Тумбочка сдвинута – Юля зацепила, прыгая через кровать. Ковровая дорожка также смещена. Тщательный обыск не принес желаемого результата – строфантина не было. На всю аптечку – порожняя упаковка анальгина, коробочка со смектой, флакончик йода да биопарокс – аэрозоль от ангины – практически пустой, в чем немедленно и убедился Вернер, направив пшикалку себе в горло.