Отель «Толедо»

В том же случае (а этих случаев было большинство), когда картина изготавливалась «на днях», искусственно старилась и снабжалась подписью «солидного» автора третьего круга, цена ее равнялась стоимости материалов, а также рамки. Стоя перед очередным таким «шедевром», изображавшим девочку в голландском костюме, вяжущую у окна чулок, Александра невольно усмехнулась. Она вспомнила себя лет пятнадцать назад, когда ее карьера в качестве оценщика и закупщика антиквариата только набирала обороты. «Тогда, если меня просили оценить вот такой новодел, от которого за версту веяло свежим лаком, я произносила какие-то яростные речи, доказывала, обличала, возмущалась… А потом поняла, что ничего этого делать не нужно. Посредственная живопись девятнадцатого века или вчерашнего дня – да какая разница? То и другое – ерунда, не стоящая того, чтобы ради нее портить нервы. А если владельцу хочется, чтобы его сокровище оценили повыше – да пожалуйста, кому от этого вред… Разве что мне, моей репутации. Поэтому я все-таки говорю горькую правду, даже в ущерб заработку. Но говорю ее спокойно, никого не хватая за грудки…»

– Оп!

Кто-то, внезапно подскочив сзади, закрыл ей глаза ладонью, отчего Александра вскрикнула. Ее испуганный голос пронзил теплую тишину пассажа, где в этот час почти никого не было. Обернувшись, художница увидела Варвару, встречу с которой так старательно оттягивала, блуждая по переходам.

– Ты?! – воскликнула ее давняя знакомая, прижимая Александру к себе, затем вновь отстраняя и целуя в обе щеки. – Почему не предупредила? Я ведь могла сегодня не прийти, видишь, торговли нет, никого нет!

– Я случайно, проездом, – оправдывалась художница, избегая встречаться взглядом с Варварой, боясь, что та прочтет в ее глазах, как мало Александра рада этой встрече. – Даже не думала сперва сюда заходить, но потом захотела увидеть тебя…

– Знаю, знаю я, как ты решила увидеть меня, – отрезала Варвара, не дав ей договорить. – Собиралась мимо проскочить!

– Но я действительно…

– Ладно, не оправдывайся! – вновь оборвала ее та. – Идем ко мне, выпьем кофе, да, пожалуй, я и закроюсь. Сегодня пустой день. Зачем пожаловала, если не секрет? Не понимаю, зачем ты пришла в среду, сегодня же совсем нет торговли. Ты видишь – пусто! Я уже хотела закрываться, потому что никого нет. Могла вообще сегодня не прийти!

Она говорила очень быстро и очень громко, слегка брызгая слюной и надвигаясь на собеседницу, так что Александра испытывала сильное желание отступить на пару шагов назад и прикрыть ладонями уши. Священная, тонко и остро пахнущая пылью тишина часовни была нарушена. Очарование улетучилось – теперь это был не зачарованный мир Зазеркалья, а просто торговый пассаж в центре Амстердама, самым прозаическим образом приспособленный для торговли старым хламом по высоким ценам.

– Что ты морщишься? – внезапно оборвала саму себя Варвара. – Что-то болит?

– Я не морщусь, – страдальчески ответила художница. – Или случайно, тебе показалось. Я хотела тебя спросить о…

– Да морщишься, морщишься, неужели я не вижу! – Схватив жертву под руку и тесно прижав к своему боку локоть Александры, Варвара повлекла ее к своему магазинчику, на ходу повествуя о возмутительной истории, случившейся тут же, на рынке.

Оказалось, что одна из продавщиц («Ты ее помнишь, она кривоногая, страшная, из Словакии, нет, не говори, что не помнишь, ты все помнишь!») вышла замуж за голландца, причем за крупного бизнесмена, причем, в довершение всех бед, очень привлекательной наружности.

– Я не знаю, как они будут общаться, у нее же два слова по-голландски, дура, позарился на ее кривые ноги и отвислую задницу, хотя в постели это не важно, людям без вкуса это все равно, не говори, что ты ее не помнишь, ты отлично ее помнишь! Такая страшная, белобрысая, килограмм краски на лице, выглядит как дешевая шлюшка. У некоторых мужчин совсем нет вкуса, они не понимают, что натюрель куда лучше! Я вот, например, никогда не крашусь!