Она кинула взгляд на супруга, и лицо ее стало беспомощным — Жервез опять наполнял свой бокал. Графиня повернулась к Мадлен и продолжила с преувеличенным оживлением:
— Разумеется, он страшно нервный и вспыльчивый. Что поделать — все гении таковы. Мы терпеливо сносим его капризы, зато наслаждаемся прекрасным столом.
— Я слышала, — подхватила Мадлен, не давая тетушке времени на раздумья, — что однажды он даже угрожал покончить с собой. Когда лакей не принес ему с рынка какую-то травку.
Клодия издала звонкий смешок.
— Да, наш Онфредо таков. Как-то он пришел в страшную ярость, когда гостивший у нас аббат вздумал ему объяснить, что подают по пятницам, а что — нет. Он ухватил за ножки молочного поросенка…
Она покосилась на мужа и увидела, что тот встает из-за стола.
Жервез, покачиваясь и пряча глаза, заявил воинственным тоном:
— Мадам, я ухожу! — Язык графа основательно заплетался. — Передайте мои наилучшие пожелания вашему братцу-ханже. Вам будет на ком сорвать свое раздражение, а меня ожидает Жак Шатороз. Мы едем в отель «Де Виль» — там намечается большая игра Что делать, приходится вас оставить, я в полном отчаянии, мадам…
Он шутовски раскланялся и зашагал к дверям, небрежно помахивая зажатой в руке бутылкой. Вино выплескивалось из горлышка, оставляя лужицы на полу.
После его ухода в столовой опять воцарилась мертвая тишина. Потом Клодия закрыла лицо руками и разразилась рыданиями, которых ничто уже не могло удержать.
Мадлен, выждав минуту, поднялась и выскользнула за дверь, благо остановить ее было некому. Она взяла льняную салфетку, лежавшую на притулившемся к стенке комоде, и окунула ее в вазу с цветами, стоявшую тут же. Убедившись, что салфетка намокла, девушка отжала ее и вернулась в столовую, предусмотрительно щелкнув дверной задвижкой.
— Тетушка, — произнесла она твердо, — вам следует успокоиться. Я принесла салфетку. Приложите ее к глазам. Скоро придет батюшка Что он подумает, найдя вас в таком положении?
Графиня покорно кивнула и позволила Мадлен отвести себя к одному из кресел, стоявших возле камина. Сотрясаясь всем телом, она крепко держала племянницу за руку.
— Тетушка, умоляю. Я знаю, каково вам приходится, но, право, не стоит так себя изводить. — Мадлен нагнулась и принялась промакивать лицо графини салфеткой. — Перестаньте, у вас Покраснеют глаза Вы растеряете всю свою красоту.
К ее удивлению, рыдания вдруг прекратились. Клодия несколько раз судорожно вздохнула и, отобрав у Мадлен салфетку, принялась приводить себя в порядок сама.
— Ах, дорогая, это случилось невольно, я вовсе не собиралась вести себя так. — Она заставила себя выпрямиться и вздохнула еще раз. — Но иногда становится очень уж горько. Бедняжка, тебе приходится возиться с заплаканной теткой, беде которой ты все равно не можешь помочь! Однако… довольно истерик. Я не хочу, чтобы о моих семейных нескладицах узнал еще и Робер. Хотя мне, возможно, и стоило бы обратиться к нему за советом…
— Ах, тетушка, нет! — вырвалось вдруг у Мадлен.
— Что? — удивленно вскинулась Клодия.
— О, ничего. Я только хотела сказать, что батюшка — человек несомненно хороший и честный, но, мне кажется… ему несвойственна житейская мудрость. Иное дело… граф Сен-Жермен. Он так много видел и такой рассудительный… впрочем, вы сами знаете, что для вас лучше… — Склонив голову, девушка прислушалась. — Похоже, кто-то идет. Пожалуйста, дорогая тетушка, вернитесь за стол, давайте продолжим трапезу как ни в чем не бывало. А там вы сами поймете, как вам поступить.
Клодия уже стояла возле стола.
— И в самом деле, — сказала она решительным тоном. — Уж и не знаю, что на меня нашло. Ты абсолютно права, моя дорогая. Открой дверь Роберу. Мы будем беспечны и веселы, как парочка шаловливых подружек.
Мадлен оттянула задвижку и улыбнулась стоящему на пороге отцу.
В своей старомодной одежде он смотрелся довольно нелепо: полы камзола до неприличия узкие, карманы подняты чересчур высоко. Но скроен был этот костюм, безусловно, изрядным мастером, а сизый цвет рубчатой ткани вовсе не выглядел мрачным. Он усмехнулся:
— Я тронут. Девочка оторвалась от трапезы, чтобы встретить отца.
Мадлен взяла его за руки.
— Мы с тетушкой, вас поджидая, считали минуты и почти не притрагивались к еде.
Она посторонилась, приглашая отца войти.
Брат и сестра замерли, всматриваясь друг в друга, ведь расстояние, их разделявшее, измерялось годами. Графиня, неуверенно улыбаясь, присела в весьма церемонном поклоне. Маркиз, спохватившись, ответил ей в той же церемонной манере.
— Ах, Робер, — наконец произнесла Клодия и подошла, чтобы поприветствовать гостя по-родственному. — Сколько лет прошло, сколько зим…
Брат сдержанно обнял сестру, затем отступил и склонил голову набок.
— Прошло, — согласился он, внимательно ее оглядев. — Но годы были милостивы к тебе, Клодия. Я бы никогда не поверил, что тебе все тридцать семь. Ты выглядишь не более чем на тридцать.
Клодия благосклонно приняла комплимент и проводила Робера к столу.