Отель Вавилон

Деннис опять болтает по сотовому, рассказывая еще какому-то родственнику про голую женщину, которая пела в вестибюле. Тон у него такой, будто речь идет о каком-нибудь розыгрыше. Наблюдать сцену было гораздо менее приятно, чем слышать, как ее описывает Деннис. Хохот человека, с которым треплется Деннис, доносится даже до меня. Нравится мне этот парень: такое впечатление, будто близко к сердцу он не принимает ровным счетом ничего.

В отель входят двое работников кухни и две горничные. Приехали к завтраку, некоторые Бог знает откуда. Из дома им приходится выходить в несусветную рань, чтобы, добираясь на общественном транспорте, не опоздать на работу. Приезжая, они тратят оставшиеся свободные минуты на завтрак.

В вестибюль возвращается мистер Армстронг. Он явно смертельно устал, голоден и теряет терпение. Признаюсь, что, сосредоточившись на бутерброде с беконом, я совсем забыл про жаждущего подкрепиться гостя.

— Когда я смогу позавтракать? — спрашивает он.

— В ближайшее время. — Улыбаюсь.

— Ясно, — отвечает мистер Армстронг исполненным сомнения голосом. — В зале ни одного официанта, — добавляет он. — А я сижу там уже полчаса. Меня бы устроила и просто чашка кофе, что-нибудь элементарное. — Бедолага не то чтобы злится, но крайне нуждается в отдыхе.

— На вашем месте я еще немного подождал бы в ресторане, — говорю я. — Сейчас я кого-нибудь отправлю на кухню, попрошу, чтобы приняли ваш заказ и приготовили кофе.

— Будьте так любезны, — молит мистер Армстронг. — И пожалуйста, сделайте это прямо сейчас.

— Сию минуту, сэр, — говорю я настолько бойко, насколько могу после суток на ногах.

Звоню в обслуживание номеров. Ответа жду немыслимо долго. Прошу принести в ресторанный зал кофе и принять заказ на завтрак от мистера Армстронга. Почему-то мне приходится повторять просьбу трижды. Может, дело в том, что ответивший плохо понимает по-английски, или он специально надо мной издевается.

У меня такое чувство, что я сыт по горло и этой работой, и этой ночью, и этой жизнью. Мучиться остается меньше часа, и, клянусь, я в буквальном смысле считаю минуты. Неотрывно смотрю на стенные часы. Если честно, последние десять минут я только этим и занимаюсь; надо бы оставить это пустое занятие, не то скоро станет казаться, что стрелки вообще не двигаются.

Деннис до сих пор разговаривает по сотовому. В следующий раз, когда нам снова придется дежурить вместе, я, наверное, попрошу его выключить эту штуку. Патрик наконец-то заканчивает чистить туфли, объявляет, что все готово, и идет к Деннису, чтобы тот оценил его труды. Вообще-то я думал, Патрик давно справился с заданием. По-видимому, нет. Деннис, насколько я могу судить по его физиономии, вполне доволен. Он подносит каждый туфель к свету, проверяет, чистые ли подошва и каблук. Похлопывает Патрика по спине, поднимает в знак одобрения большие пальцы и отправляет парня к номеру мистера Мастерсона. Патрик, стоя у лифта, сияет от радости. На его бледных щеках проступает легкий румянец. Похвала сотворила с цветом его кожи маленькое чудо.

Звонит телефон на стойке.

— Ресепшн, — говорю я.

Это парень из обслуживания номеров. Он принес утренний чай старушке миссис Робертсон, но она не открывает дверь. Парнишка стучится к ней несколько минут подряд, а в ответ не слышит ни звука. Я объясняю: это, мол, в порядке вещей. Ты не слышишь ее, а она — тебя. Но чутье подсказывает мне: что-то здесь не так. Чай миссис Робертсон приносят в шесть пятнадцать — каждое утро с того самого момента, как она поселилась у нас два с половиной года назад. В отеле к этому привыкли, с чая для миссис Робертсон начинается каждый новый день. Примерно в это время меняется смена. Странно, что старушка не отвечает. Предлагаю позвонить ей. Набираю номер, довольно долго жду и кладу трубку. Телевизор она еще не включила и должна слышать стук в дверь. В душе у меня шевелится странное предчувствие. Неприятное.

Предупреждаю Денниса, что поднимусь кое с чем разобраться. Еду наверх, а внутри все переворачивается, и начинает подташнивать. Приезжаю на последний этаж и иду в конец коридора, где перед дверью в номер миссис Робертсон обнаруживаю паренька с уже остывшим чаем.

— Больше не пытался стучать? — спрашиваю я.

— Много раз. — Его лицо бледное и напряженное. — Я приношу ей чай почти каждый день, вот уже целый год. Она всегда открывает сразу.

Мы смотрим друг на друга. В глазах парнишки — страх и нежелание верить в худшее. Но и он, и я знаем, что обнаружим внутри, когда я открою дверь.

— Миссис Робертсон! — кричу я, еще раз с силой ударяя по двери. Паренек следует моему примеру: орет громче меня, колотит в дверь, не щадя кулаков. — Наверное, пора открывать самим, — говорю я, доставая из кармана карточку-ключ. Юноша вздрагивает. Отходит на два шага назад, качая головой. Его глаза вспыхивают, он вот-вот расплачется. — Я войду первым. Ты можешь вообще не входить.

Парень не отвечает. Прижимается спиной к стене, вцепляясь в поднос мертвой хваткой.