Читаем Отелло. Уклонение луны. Версия Шекспира полностью

Такие предположения невозможно даже допускать, не то что включать в книгу! Хотя бы потому, что удушение руками - это всегда сопротивление жертвы, если, конечно, жертва не оглушена. Сопротивление инстинктивное, непроизвольное, но при этом всегда изо всех сил. По-другому не бывает. И это всегда некрасиво и страшно. Уродливо и жутко. И совсем уже тяжко, когда убийство совершает не отвечающий за себя больной человек.

Вот почему любая попытка романтизировать эту жуть становится гадкой пошлостью.

*

Смилуйтесь, кричит Дездемона, ведь я ни в чем не провинилась перед вами. Клятвоприступница, говорит Отелло, я видел у Кассио свой платок! Пошлите за ним, умоляет Дездемона, пусть он скажет правду. "Он уже признался", - звучит ответ. "В чем, мой господин?" - "В том, что он был с тобою в связи".

Признался!.. Бедный, бедный Отелло, он так и будет повторять это до самого конца. Он так и не узнает, что это мнимое "признание" Кассио было всего лишь его собственной болезненной галлюцинацией.

"Он этого не скажет", - с крайней степенью изумления говорит Дездемона. Да, соглашается Отелло, теперь не скажет, ибо Кассио мертв.

Мертв? Кассио мертв?! О господи. Значит, все кончено? Да. Теперь никто не сможет разубедить Отелло.

"О, прогоните меня, мой господин, но не убивайте меня!" - кричит Дездемона. "Убейте меня завтра", - умоляет она. "Позвольте прожить эту ночь!"

Но поздно.

Отелло не слышит ее.

Измученный, абсолютно больной человек, он идет к Дездемоне. Его тело дергается, его горло издает непроизвольные всхлипы, его глаза перекошены. Он хватает Дездемону за горло. "Если вы будете сопротивляться..." - сквозь судороги и стоны говорит Отелло. "Хоть полчаса! - молит Дездемона, - Хоть пока прочту одну молитву!"

Поздно...

Он так и не дает ей помолиться, как обещал вначале. Его руки сжимаются. "Господи, господи, господи", - успевает прохрипеть Дездемона. Ее руки и ноги еще судорожно дергаются. Ее зрачки расширены, лицо и губы синеют.

Отек гортани обрывает ее хрип...

*

Но Дездемона еще жива.

Конечно, будь Отелло здоров, убийство через удушение руками уже бы свершилось - мавру с его физической мощью ничего бы не стоило в три минуты переломить рожки подъязычной кости, хрящи гортани и щитовидный хрящ.

Но Отелло и после первого припадка еще не пришел в себя, второй же припадок окончательно отнял у него силы. Поэтому, когда в дверь внезапно постучали, а Дездемона была еще жива ("Не мертва? Еще не совсем мертва?"), сил на окончательное удушение у него уже не было, и он просто дважды ударил ее кинжалом ("Так, так").

Но и тогда болезнь помешала ему - удары вышли слабыми, и Дездемона снова осталась жива...

*

Признак N18.Краткосрочный провал в памяти.

А Эмилия рвется в закрытую дверь, кричит и стучит. Надо открывать. Второй припадок, удушение и удары кинжалом отняли у Отелло последние силы. Его сознание мутится. Слабость накатывает на него. "О, невыносимо! О тяжелый час! Мне кажется, что сейчас наступит огромное затмение солнца и луны и что земля разверзнет пасть, дивясь происходящему".

Он успевает задернуть полог, за которым лежит Дездемона. После чего... забывает о ней! Его память выключается.

"О мой добрый господин, там совершено гнусное убийство", - кричит Эмилия.

"Как! Сейчас?" - спрашивает Отелло.

"Только что, мой господин", - отвечает Эмилия.

Тут можно ошибочно подумать, что вопрос Отелло относится к убийству им Дездемоны, которое и впрямь совершено только что. Однако провал в памяти начисто стер у Отелло воспоминание об этом - и чуть позже мы увидим этому прямое подтверждение в тексте. Тем более что, будь Отелло в здравой памяти, он бы сразу сообразил, что об убийстве Дездемоны еще никто не может знать - ведь свидетелей не было.

Поэтому вопрос Отелло относится к убийству (как он думает) Кассио. Он потому и спрашивает, потому и удивляется заявлению Эмилии, что убийство Кассио "только что" кажется ему странным. Разве могло это убийство произойти "только что", если он сам слышал предсмертные крики Кассио как минимум больше получаса тому назад?!

Он не может этого понять. Смещение времени? Искривление пространства? Он сошел с ума? "Это луна уклонилась от своего пути, - говорит Отелло, - она подошла к земле ближе, чем обычно, и сводит людей с ума".

Вот она, ключевая фраза трагедии, целиком объясняющая, что же на самом деле случилось с Отелло и по какой настоящей причине случилась вся эта беда! Что-то свело его с ума. Какое-то страшное обстоятельство непреодолимой силы ввергло его в психическое расстройство.

"Мой господин, Кассио убил молодого венецианца по имени Родриго", - говорит Эмилия. И тут в больном разуме Отелло эта непонятная ситуация со сместившимся временем убийства внезапно проясняется, хотя и опять совершенно нездоровым образом - она попросту распадается на два не связанных между собой фрагмента: "только что" убит Родриго! а Кассио, конечно, убит раньше...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русская критика
Русская критика

«Герои» книги известного арт-критика Капитолины Кокшеневой — это Вадим Кожинов, Валентин Распутин и Татьяна Доронина, Александр Проханов и Виктор Ерофеев, Владимир Маканин и Виктор Астафьев, Павел Крусанов, Татьяна Толстая и Владимир Сорокин, Александр Потемкин и Виктор Николаев, Петр Краснов, Олег Павлов и Вера Галактионова, а также многие другие писатели, критики и деятели культуры.Своими союзниками и сомысленниками автор считает современного русского философа Н.П. Ильина, исследователя культуры Н.И. Калягина, выдающихся русских мыслителей и публицистов прежних времен — Н.Н. Страхова, Н.Г. Дебольского, П.Е. Астафьева, М.О. Меньшикова. Перед вами — актуальная книга, обращенная к мыслящим русским людям, для которых важно уяснить вопросы творческой свободы и ее пределов, тенденции современной культуры.

Капитолина Антоновна Кокшенёва , Капитолина Кокшенева

Критика / Документальное
Что такое литература?
Что такое литература?

«Критики — это в большинстве случаев неудачники, которые однажды, подойдя к порогу отчаяния, нашли себе скромное тихое местечко кладбищенских сторожей. Один Бог ведает, так ли уж покойно на кладбищах, но в книгохранилищах ничуть не веселее. Кругом сплошь мертвецы: в жизни они только и делали, что писали, грехи всякого живущего с них давно смыты, да и жизни их известны по книгам, написанным о них другими мертвецами... Смущающие возмутители тишины исчезли, от них сохранились лишь гробики, расставленные по полкам вдоль стен, словно урны в колумбарии. Сам критик живет скверно, жена не воздает ему должного, сыновья неблагодарны, на исходе месяца сводить концы с концами трудно. Но у него всегда есть возможность удалиться в библиотеку, взять с полки и открыть книгу, источающую легкую затхлость погреба».[…]Очевидный парадокс самочувствия Сартра-критика, неприязненно развенчивавшего вроде бы то самое дело, к которому он постоянно возвращался и где всегда ощущал себя в собственной естественной стихии, прояснить несложно. Достаточно иметь в виду, что почти все выступления Сартра на этом поприще были откровенным вызовом преобладающим веяниям, самому укладу французской критики нашего столетия и ее почтенным блюстителям. Безупречно владея самыми изощренными тонкостями из накопленной ими культуры проникновения в словесную ткань, он вместе с тем смолоду еще очень многое умел сверх того. И вдобавок дерзко посягал на устои этой культуры, настаивал на ее обновлении сверху донизу.Самарий Великовский. «Сартр — литературный критик»

Жан-Поль Сартр

Критика / Документальное