Отец

— Некоторые командиры производства поеживаются, когда правительство устанавливает сокращенный день в предпраздничные дни, увеличивает отпуска по беременности, — так начал свою речь Соколов. — Если по-ихнему подумать, то действительно ущерб производству. У нас вот, к примеру, в бригаде семь человек подростков, это значит, с первого июня каждый день бригада будет работать на четырнадцать часов меньше. А в месяц? — Соколов прищурил глаза. — Чтоб восполнить потерю, нам нужно всем лучше работать. Потому Верховный Совет и дал сроку месяц, чтобы мы за это время подготовились, чтобы улучшение условий труда наших подростков было результатом повышения производительности нашего труда. Понятно? — Соколов помолчал, оглядел лица людей. — Ведь к чему дело идет? Нашу бригаду часто называют молодежной, оно в действительности так почти и есть. А годы-то идут. Придет время, и станем мы бригадой пожилых семейных людей. Будем работать по семи часов, а то и по шести в день; два дня в неделю на отдых заимеем, библиотеки личные заведем, учиться и учиться станем ненасытно. А дети наши как воспитываться будут… — И вдруг Соколов напустился на подростка Леонида Ползунова: — А тебе, добрый молодец, вот что скажу: самый молодой ты у нас, а уж перекуры устраиваешь. Скажите, какая оказия: шестнадцать с половиной лет молодой мужчина не курил, а теперь такая жизненная потребность появилась!.. Тебе, друг милый, выходит привилегия почти год по шести часов работать, это значит, что тебе, может, уже в жизни не видать восьмичасового дня. Ты же минут по тридцати рабочего времени ежедневно на производство табачного дыма будешь тратить. И война уже тебе не грозит, как нам. Что такое голод, ты не знаешь и знать не будешь. Да? Так ты, может, на досуге еще и пивком баловаться для полноты жизни захочешь? А я бы на твоем месте в ответ на заботу партии и правительства сейчас, немедленно взял бы обязательство сто лет прожить, в спорт бы ударился, в учение, чтобы, значит, в будущем всеми благами полного коммунизма вовсю пользоваться… А пока я отцу твоему скажу, чтобы он тебе еще при социализме уши надрал, чтобы на память на всю твою будущую жизнь. Да?

— Не надо, не говорите, дядя Сергей, — под дружный смех бригады взмолился пристыженный паренек.

Как-то к Марине подошла комсорг бригады, с виду самая тихая работница, Зоя Евстигнеева. Взяв с Марины слово, что та их разговор сохранит в тайне, она объяснила, что в бригаде принято в знаменательные для людей дни делать этим людям что-то приятное и веселое, и спросила, нравится ли Марине это. Марина сказала, что очень нравится. Тогда Зоя поведала, что через две недели исполняется восемнадцать лет Вале Быковой, и надо сделать ей подарок от бригады. Придумали вот что: Валюшка — страшная любительница стряпать. Купила даже книгу о том, как нужно готовить вкусную и здоровую пищу, по рецептам этой книжки она пекла торты и всякие вкусности и приглашала подружек на чай. И вот однажды во время такого чаепития Валя сказала, что ее мечта — готовить по выходным дням образцовые, очень питательные обеды. Да вот досада: нужна хорошая современная мясорубка, универсальная: и мясо чтобы провернуть, и сухарики размолоть, и овощи шинковать… А в городе даже обычной мясорубки не купишь. А вообще-то они есть. Через «Посылторг». Не позже чем через две недели пришлют.

— Только по полтора рубля с каждого. И вот, тетя Марина, представьте себе: перед самым рождением Валюшка получает извещение, получает посылку, распаковывает… А в посылке — ее мечта! Пусть сама догадывается, кто ей подарок прислал.

Валя Быкова в срок получила мясорубку.

VII

Освоившись окончательно в бригаде, Марина спросила Соколова:

— Так в чем же я должна пример другим подать, Сергей Антонович?

— Красотой в работе, — ответил тот. — Выжимай из станка все возможное, чтобы он у тебя как можно меньше на простое был. Это ты теперь сможешь.

Когда Марина работала во вторую смену, Вика часто приходила к ней; перед тем как идти домой, Вика узнавала, не нужно ли чего купить из продуктов, или, может, Марина недоделала какой домашней работы и не надо ли ей помочь. Как будто с тем же Вика пришла к Марине в начале июня. Однако на этот раз в кармане у нее был секундомер.

— А ты приноровилась, — постояв у станка, сказала Вика, словно забыв о домашних заботах, с которыми она будто пришла к Марине. — Давай-ка я твою работу прохронометрирую? Экзамен приму. — Вика с трудом взгромоздилась на высокий треногий табурет, стоявший около станка Марины, и положила на стол с заготовками блокнот.

— Сдам, не боюсь, — улыбнулась с вызовом Марина, измеряя на индикаторе снятое со станка отшлифованное кольцо.