Отец

«Нет и не будет мне дома роднее», — думал Дмитрий Александрович и дивился тому, как он мог не понимать этого, когда был тут последний раз с женой и дочкой. Время от времени Дмитрий встречался взглядами с матерью. Седенькая и вся какая-то мяконькая, Варвара Константиновна сидела с платком на плечах. Она всегда любила пуховые платки и, когда жила в Москве, ходила в платках, но она так благодарно поглядывала на сына, что можно было подумать: такого хорошего платка у нее никогда не бывало.

Александр Николаевич короткими движениями указательного пальца передвигал взад и вперед свою рюмку с недопитой водкой. Он сосредоточенно смотрел перед собой на скатерть и прислушивался ко всему, что говорилось. На нем был черный грубошерстный сильно поношенный костюм. Отложной воротничок туальденоровой рубашки неплотно охватывал его худую и темную в сетке морщин шею и некрасиво топорщился под подбородком. «Не следит за собой, а брови-то еще черные. Видать, лишнего костюма себе не купит».

Дмитрий Александрович помнил отца за праздничным столом другим: бывало, он громко и много говорил и громко смеялся. «И когда он успел так постареть? Без меня постарел», — с грустью думал Дмитрий, разглядывая сухое, со впалыми щеками, но все еще красивое лицо отца.

«Это что же, двадцать с лишком лет, как я ушел из семьи, нет, не ушел, отроился… — думал Дмитрий. — А Артем отроился? Конечно. И Анатолий отроится… А посмотреть на него и сразу можно сказать: он живет и будет жить здесь долго и прочно. Вот он сходил на кухню и принес отцу стакан холодной воды, и сделал это так, как может сделать только живущий здесь человек…»

— Что заскучал, Дмитрий Александрович? — спросила Женя, убирая от него тарелку с остатками студня. — Вообще за столом непорядок. Артемий Александрович, кончайте супружеский разговор. Вы же тамада, нашли место, где выяснять семейные отношения.

— Все! Для меня уже все: я пьян… Пускаю на самодеятельность. — Артем, сцепив ладони в замок, положил их себе на затылок. — Чечевика с викою да вика с чечевикою, — пропел он. — Растительное имя у тебя, женушка, вот и духи любишь «Белая сирень», а не в поле — на заводе прижилась…

— Не Вика, а Виктория, — в ее ярко-зеленых влажных глазах была обида.

— Вика с чечевикою да чечевика с викою, — снова запел Артем и вдруг вскочил со стула, поднял себе на плечи Танечку, все еще сидевшую за столом, но сонно моргавшую. — Эх, душа моя, Марина! Пойдем-ка уложим наших гражданят, смотри: и твой Алешка уже еле хлопает глазенапами, — и он вышел из комнаты, пригнувшись в двери, чтобы не ушибить дочку.

Марина увела Алешку. За ней ушла и Варвара Константиновна. Вика взяла у Александра Николаевича стакан с холодной водой, сделала несколько глотков и уронила голову в ладони.

— Ну уж коли начальство ушло и разрешена самодеятельность… — сказала как-то таинственно Женя. — Давайте выпьем? — она налила Дмитрию водки, себе — полрюмки коньяку. — Вика, ты…

Вика, подняв голову, коротко взмахнула рукой.

— Наливай… тоже коньяку.

— Чего вам положить? — спросила Женя Дмитрия, оглядывая стол. — Батюшки! Семга-то… Ай да Артемий Александрович. — На вазе лежал лишь один «стыдливый» кусочек семги. — Ну что ж, соленье Варвары Константиновны всегда выручит. — Она пододвинула миску с помидорами и подняла свою рюмку. — Hv?..

Женя смотрела своими добрыми глазами на Дмитрия Александровича, и он почувствовал себя так, как будто давным-давно знал ее.

— Красивая вы, Женя, — с какой-то легкостью сказал он.

— Да, я красивая… — тихо ответила она и вдруг энергично протянула свою рюмку навстречу тянувшейся к ней рюмке Вики, так же энергично чокнулась с Дмитрием и, запрокинув голову, выпила коньяк, сморщилась до слез и, сдерживая кашель, спросила: — А теперь?

— Все равно красивая. — Он тоже выпил, и они закусили помидорами.

Вика тоненько и жалобно затянула «Тонкую рябину».

— Счастливые они, — сказала Женя, показывая глазами на Вику. — Очень счастливые.

«Какая все-таки она!» — подумал о Жене Дмитрий Александрович. И то, как она, не стесняясь, рассматривала его, как первая предложила ему выпить с ней, как согласилась с ним, что она действительно красивая, как выпила коньяк, — все это было у нее не грубым, а простым и даже милым. Она, наверное, нигде не стеснялась быть сама собой.

— А не заскучаете вы у нас, Дмитрий Александрович? — спросила Женя. — Целый месяц. А у нас ведь народ рабочий, — она взглянула на отца; Александр Николаевич неопределенно хмыкнул.

— Я же отдыхать приехал, а отдыхать везде скучно.

— Мы вам скучать не дадим. — Женя бочком придвинулась к нему. — Вот я, например, покажу вам наш завод. Уже целый день уйдет… Нет, вы все-таки будете скучать. По Лидочке.

Дмитрий Александрович пристально взглянул на Женю. Женя выдержала его взгляд спокойно.

«Почему она сказала, что я буду скучать только по дочери, откуда она знает, каковы у меня отношения с Зиной?»

— Давайте выпьем еще? — сказал он.

— Нет, — тихо ответила Женя. — Вы очень хорошо сделали, что приехали.

— Почему вы так говорите? Вы знаете что-нибудь обо мне?

— Да, знаю. И о многом догадываюсь…