Отец

«Ничего, отвезу. Где сейчас, на исходе зимы, найдешь целую дыню!»

Вскоре с корзиной и дыней он уже стоял за воротами, высматривая машину. Ждать пришлось долго. Была минута, когда он, потеряв всякую надежду, хотел вернуться в дом, но как раз в это время вдали показался грузовик. Он медленно полз на подъем, подгребая снег увитыми цепью колесами.

«Вот все и улаживается», — воспрянув духом, подумал старик. Он поднял руку, машина остановилась. В человеке за рулем старик узнал дальнего родственника.

— Куда путь держишь, Абдурашид?

— В Хайрабад, амак, за грузом. С утра ремонтировался, вот только управился.

— Возьми меня, сынок. В город еду, Мурод вызывает.

— Рад бы, да я не один. Соседка вот. — Рашид кивком головы показал на кабину, — У нее в Хайрабаде сын женится, на свадьбу торопится.

К заиндевевшему стеклу прильнуло лицо старушки. Не хотелось верить, что рухнула последняя надежда. Старик растерялся, не зная, что делать. Затем решительно сказал:

— Поеду в кузове.

Рашид улыбнулся.

— Холодно там, замерзнете.

— Все равно надо ехать.

Видя, что старика не отговорить, Рашид взял у него дыню, сунул ее в кабину, а сам полез в кузов, чтобы устроить упрямого пассажира. Развернув какой-то ящик, он достал из него брезентовую палатку.

— Садитесь сюда, здесь не так дует, а будет холодно — прикройтесь брезентом. Хорошо, что на вас валенки.

Рашид спрыгнул на землю, влез в кабину. Машина тронулась.

На зимних дорогах не разгонишься, а когда начался подъем на Шеронский холм, пришлось вовсе сбавить скорость, и машина буквально ползла, переваливаясь на ухабах, с трудом разворачиваясь на крутых поворотах. Щуплое тело старика не находило опоры, и его раскачивало, трясло, подбрасывало. Рев мотора и глухие удары цепей отдавались в ушах сплошным шумом. В глазах рябило от монотонного чередования валунов, откосов, заснеженных оврагов. С высоты хорошо просматривался кишлак, оставшийся у подножия холма.

Старик смотрел на беспорядочно разбросанные дворы, на причудливые очертания садов и огородов, и мысли его плелись так же беспорядочно и причудливо. Думалось ему о дороге, которую он знал до последнего изгиба, о нелегкой шоферской доле, о том, что будет, если вдруг испортится машина. А потом, он и сам не заметил когда, забрезжил образ Мурода. Вспомнился последний приезд сына.

Было это глубокой осенью. Уже шли дожди, и подступали первые холода. Старика, как всегда в такую пору, донимал ревматизм. Превозмогая боль в йогах, он колол на кухне дрова. Все раздражало его в тот день, и даже неизменные мысли о сыне были желчными, горькими. Он давно убедил себя, что жилось бы ему куда легче, будь Мурод рядом. Вроде бы и умный он, л вот скитается черт знает где. Отдаст отец богу душу — и попрощаться не сможет, не понесет на плече одну из ручек отцовского тобута[1]. Пока узнает, пока доберется из Душанбе, люди уже засыплют тело землей… Для того ли растил он сына, чтобы выпустить его ветром в поле?! Сам он немногого добился в жизни и теперь все свои планы связывал с Муродом. Когда тот еще учился, старик мечтал: вот встанет сын на ноги, вернется под отчий кров, и тогда можно будет хоть на старости отдохнуть, снять с плеч груз житейских забот.

Раздумья старика прервал ошалелый крик дочери:

— Брат приехал, брат!

Все бросив, старик поспешил во двор.

Сын приехал с невесткой, оба молодые, стройные, нарядные. Лица их светились радостью.

От волнения старик прослезился, суматошно забегал, забыв о боли в ногах, будто ее никогда и не было. И уж совсем он расчувствовался, когда сын, распаковав чемодан, стал доставать гостинцы — конфеты в ярких обертках, набот[2] и эти вот валенки.

В тот вечер многие пришли навестить Мурода. Пока гости сидели за чаем и сладостями, старик, позвав соседского мальчишку, велел ему сбегать к мяснику.

— Приведи его. Скажи, сын приехал. Барана нужно зарезать.

А сам, прихватив большое алюминиевое блюдо, спустился в сад. Там он нашел прикрытую брезентом виноградную лозу, развернул ее и тщательно обобрал сухую траву, защищавшую плоды от заморозков. Виноград этот он сберегал для сына. Сорвав последнюю, самую маленькую гроздь, притаившуюся за пожухлым бурым листом, старик попробовал одну из ягод. Она была упругой и сочной.

«Не взяли холода. Повезло моему Муроду, доля его сохранилась».

Не без гордости ставил он поднос на дастархан.

— Вы просто чудодей, — с восхищением отметил старик сосед. — Надо ж до сих пор удержать грозди в виноградной лозе. Даже вкуса не потерял, а сочный какой!

Вскоре пришел мясник, освежевал барана. По двору поплыли запахи шурпы и плова. А гости все шли и шли, и всех их старик встречал на ногах, как и положено гостеприимному хозяину…

Весь следующий день Мурод с женой обходили знакомых. Вернулись под вечер, на закате солнца, и с первых же слов сын огорошил отца неожиданным решением: мол, друг обещал из района прислать машину, и, если она придет, они сегодня же отбудут.

Старик изменился в лице.

— Ты, сынок, словно к соседу за спичками забежал. Не обижай отца…

— Не могу, извините. Путевка у меня на курорт и билет уже заказан — завтра надо лететь.