Отец Александр Мень. Пастырь на рубеже веков

Человеку, увлечённому сверхаскезой, кажется, что, отказываясь от мира, он освобождается от желаний и как бы достигает спасения. Это бессмертие, которое предлагали человечеству Упанишады, йога, буддизм, манихейство, пифагоризм и гностицизм. На этом пути, пишет отец Александр, «ему не будет препятствовать главный тайный враг человека — гордость. Напротив, она будет полностью удовлетворена. Что может её питать больше, чем сознание, что человек стал высшим существом, стоящим надо всем!» [69].

Учитывая таящиеся в аскезе соблазны, батюшка в своём духовном руководстве по молитвенной жизни делал акцент на гармоничном сочетании деятельности в миру с молитвой и созерцанием.

«Человек,— говорил он, — в его телесном и душевном состоянии должен находиться в гармонии. Если он этого достигает хоть в какой-то степени, то он чувствует полноту жизни. Полнота жизни— это и есть переживание счастья. Но гармония не заключается в паритетных началах между духом и плотью, ибо плоть есть низшее в человеке. Гармония между духом и плотью заключается в подчинении плоти духу, в том, чтобы плоть являлась инструментом духа… Святой плоти нет, но есть плоть освящённая, которая в человеке занимает соответствующее место. Гармония — это соотношение частей, иерархия… Пример — команда на корабле. Гармония не в том, чтобы все были равны, но чтобы матросы подчинялись капитану».

Для отца Александра не было противоречия между апостольским служением христианина в миру и углублённой молитвенной жизнью. В подобном синтезе он видел идеал, к которому в последние века (и, может быть, более всего в XX веке) сделала самый серьёзный шаг Церковь. Это тот поток, по которому струится наиболее насыщенная жизненная энергия, именно его выбирали самые могучие христианские подвижники последнего времени.

«Возвращение сегодняшнего христианского мышления к традициям Отцов Церкви есть возвращение христианства к открытой модели, когда оно принимает участие во всём движении человеческого общества. Н. Бердяев называл это воцерковлением мира» [70]. Отец Александр был носителем именно этой модели христианства.

Иисус Христос сравнивал Свой приход с закваской, которая должна постепенно забродить все «тесто» (Мф 13 33). Современный мир, как никогда, нуждается в этой закваске. А если Христа изымают из различных сфер этого мира, чем бы при этом ни руководствовались, это означает очередную победу сатанинских сил.

«Равнодушие или даже отвращение к телесной природе человека (которую ап. Павел называет “храмом Духа Святого”) объясняет, — пишет отец Александр, — почему многие члены Церкви будут так легко мириться с положением обездоленных, с несправедливыми общественными порядками. Они станут лицемерно (или искренне) указывать на небо, напоминая о блаженстве за гробом, тогда как суровая притча Евангелия об овцах и козлищах требует именно земныхдел, активной самоотдачи в этой жизни.

Говоря, что человек живёт “не хлебом единым”, Христос, однако, повелевает “накормить голодного”, в лице которого верующий служит Самому Богу. Когда же христиане под благовидными предлогами откажутся исполнять эту заповедь, их постигнет неизбежное возмездие. Заботу о нуждающихся и социальной правде узурпируют враги веры…» [71].

Именно в результате безответственного отказа христиан от участия в социальной жизни совершается, по словам Бердяева, нынешний «…бунт человека во имя своей свободы и творчества». Он говорил: «На пустом месте, оставленном в мире христианством, начал строить антихрист свою вавилонскую башню». А ведь для того, чтобы место сие не было пусто, и создал Христос Свою Церковь.

В истинном христианстве «созерцание растворяется в действии, а человеческая воля сплавляется с божественной». Такое слияние делает человека орудием в руках Божьих. Гармоничное сочетание труда и молитвы становится отличительной чертой церковных лидеров именно в XX веке. Среди них батюшка особенно выделял мать Терезу Калькутскую, учеников брата Шарля де Фуко — Малых сестёр матери Магдалены Иисуса и Малых братьев отца Рене Вуайома [72], мать Марию (Скобцову) и некоторых других.

7

Отец Александр говорил, что языческое обрядоверие, эллинистический идеализм и статическое мироощущение — наследие сорока тысяч лет язычества, и быстро тут изменить ничего невозможно. Только медленная, невидимая работа по преображению церковного сознания может принести надёжные результаты.