В нем соединялось, казалось бы, несоединимое. Это был земной человек, очень трезвый, видевший нас насквозь, знавший истинную цену нашим поступкам и нашим помыслам, и одновременно это был самый большой идеалист из всех, кого я когда-либо знал, потому что все его мысли, его сердце, его душа были устремлены к небесам. Там была та могучая корневая система, которая питала своими соками эту удивительную личность.
Его задачей было соединение земного с небесным, и не просто соединение, а приближение земли к духовному небу, чтобы человек уже здесь и теперь начал жить в Царстве Небесном, чтобы он знал и любил свою истинную родину, был достоин ее, достоин Того, Кто создал и нас, и всю Вселенную. Цель этого соединения и этого приближения — спасение людей, приобщение их к Богу, к высшей, божественной жизни. В этом же состояла миссия Христа.
Он соединяет людей и после своей смерти.
Он знал Господа не абстрактно, не книжно, а опытом сердца. По его вере ему были даны силы свыше, и это не были обычные человеческие силы: он мог передвигать горы.
Он завещал нам учиться любить друг друга. Это трудно, потому что он жил по закону «Да будет воля Твоя», а мы — нет.
Для о. Александра главное — дух христианства, сам Христос. Для наших фарисеев главное — сохранение форм обрядового благочестия, консервация, а по возможности, и реставрация архаики, сведение духа к букве.
Но христианство — это огонь. В Библии сказано: «Бог есть огонь поядающий» — поядающий всё грязное, нечистое, злое. Это, конечно, страшно — страшно для грязных, нечистых, злых, потому что им не устоять.
О. Александр не оставил какого-то нового, систематизированного учения. Его учение — это глубоко прочувствованное, пережитое, просветленное христианство.
Сегодня ночью была встреча с отцом Александром. Помню, что он живой и у меня полное ощущение и даже уверенность, знание, что он не просто живой, а воскресший. Меня переполняет буйная радость. Он в черной рясе, лицо почему-то очень смуглое. Вначале я стою вплотную к нему, лицом к лицу и говорю ему несколько раз: «Я люблю вас! Я люблю вас!» и плачу. Потом мы стоим у стены, он слева от меня, я смотрю перед собой и вижу его краем глаза. Он говорит обо мне, и когда он кончил говорить, я думал (сознавая, что это сон): «Надо это немедленно записать». Я мог усилием воли проснуться и записать, но Встреча еще не была окончена (хотя главное уже было сказано), и я не мог прервать ее. Не проснулся и не записал, хотя и потом, уже после расставания, когда он исчез, я повторял себе во сне: «Это надо записать».
В результате осталось только несколько слов и общий смысл: «Я сам выбрал Вас («чтобы Вы обо мне написали» — это подразумевалось), потому что… (дальнейшее опускаю. —
Я понял, что написанное мной об отце (а может быть, и то, что мне предстоит написать) очень важно и что оно останется. И что это предопределено.
Вот, собственно, и всё. Никакого другого разговора не было. Я не задавал вопросов и не получал ответа. Но сказанное было абсолютно ясно и не подлежит какому-то истолкованию. Это не аллегория, а констатация факта, точнее — выражение воли, которая мне объявлена.
Отношение к о. Александру в РПЦ есть свидетельство духовного и нравственного падения церковного клира.
О. Александр — абсолютное знание предмета, ясность мысли, чеканная логика, четкость и образность выражения.
По TV в программе «Взгляд» встреча с молодыми священниками — из РПЦ, Зарубежной и Катакомбной Церкви. Вначале услышал второго — самоуверенность и агрессивность, требование сместить всех 72 епископов РПЦ, запятнавших себя сотрудничеством с властями. Положим, в этом — большая доля истины. А деятели Зарубежной Русской Церкви с их приветствием Гитлеру — безгрешны?
На вопрос об отношении к о. Александру Меню этот тип (тоже Александр) заявил: «Мы скорбим по поводу его гибели (и я уже знал, что сейчас будет «но»), но его богословские взгляды были спорными, в Церкви их многие не разделяют, его рекламируют (?!) в основном католики и протестанты (деятели РПЦ мысленно кричат «браво!»). Он не учитель Церкви. Мы, конечно, жалеем, что он так… кончил».
На физиономии этого Савонаролы — ни скорби, ни сожаления не было. Он, быть может, и не читал отца.
И эти люди смеют судить о нем!
Есть догматы и каноны, а есть теологумены. Если бы отец преступил хоть в малом первые, он был бы осужден нашим священноначалием незамедлительно. Уж будьте уверены, ему бы это не прошло даром, ему бы не спустили.
Но этого не случилось — не к чему было прицепиться.
А теологумены (богословские мнения) вполне допустимы в Церкви даже с точки зрения канонической. Именно в связи с о. Александром патриарх напомнил слова апостола Павла: «Надлежит быть разномыслиям между вами» (т. е. в Церкви).
Но нет, не могут угомониться. О. Александр и сейчас в центре христианской жизни, и сейчас ему не могут простить близости ко Христу, яркости таланта, и сейчас бешено ненавидят. Это их свидетельство. Не о нем, а о самих себе.