Отец Александр Мень: Жизнь. Смерть. Бессмертие

В 1989–1990 гг. под эгидой «Культурного возрождения» прошло несколько вечеров, посвященных деятелям русского религиозного ренессанса — Бердяеву, Булгакову, Франку и другим. Заглавным выступающим всегда был отец Александр. Я присутствовал на этих вечерах, некоторые из них вел. Он никогда не спрашивал моего мнения о своих выступлениях, но после лекции о Флоренском неожиданно спросил: «Ну как получилось?» Я ответил: «По–моему, замечательно. Всё, что надо, сказано, и очень тактично, со ссылками на него же, на его письма. Мне кажется, получилось здорово: есть и та, и другая сторона». «Ну вот, я к этому и стремился», — заметил он.

Перед этим он говорил мне, что собирается рассказать о Флоренском и что это совсем не просто — о. Павел вроде бы неприкасаемый, но надо сказать и о его недостатках. Так он и сделал: это был трезвый, не идеализированный и не идеологизированный подход.

Теперь, глядя ретроспективно, могу сказать, что отец Александр открывался мне постепенно. Вначале я оценил чисто внешнюю его красоту: лепку лба, благородство облика, живые, сияющие, внимательные глаза. Одновременно я ощутил совершенно потрясающую его энергетику и непреодолимое обаяние, затем — естественность, простоту и отсутствие какой‑либо позы. Я увидел, что это легкий и радостный человек, обладающий какой‑то внутренней стремительностью. То, что он умен, было ясно с первого взгляда. Но довольно быстро я понял, что это больше, чем ум. Потом я увидел, что это человек огромных познаний, и это была не механическая эрудиция, не традиционный энциклопедизм, а универсальное, целостное знание.

Ему была свойственна постоянная ирония, никогда не злая, но, напротив, очень мягкая. Пленяли не просто доброжелательность его и терпимость, но чуткость и огромный интерес к собеседнику, а еще — неподдельное уважение, сердечность и какая‑то особая нежность. Я увидел, что он ведет непрерывный диалог с нами, и он не «вещал» — он тебя слушал. Потом я увидел и другое — постоянный диалог его со Христом. Я понял, что главное для него — вера во Христа, и не просто вера, а жизнь по этой вере. Он хотел одного — чтобы человек всегда был повернут к Богу, надеялся только на Него. Сам он жил и светился верой, и отсюда — его величие и скромность.

Постепенно я начал осознавать, какую гигантскую ношу он взвалил на свои плечи: раньше всех он понял, что необходима новая евангелизация России, раньше всех он приступил к реализации этой задачи. Постепенно я начал осознавать его беззащитность.

22 января 1990 г. на его дне рождения в Семхозе не было привычного веселья и шумного застолья. Присутствовало всего несколько человек. Первый и единственный раз он был не склонен к юмору, говорил только о делах. Я прочел приготовленный мной капустник, но лучше бы я этого не делал: я сам почувствовал, что к этой атмосфере капустник не подходит. Тем не менее что‑то сказалось в нем помимо меня. Перечтя его недавно, я обнаружил, что в последнем сюжете, исполненном в жанре ненаучной фантастики, оказались вещи совсем не смешные: я писал о «злобной ауре» планеты, о необходимости дать «отпор силам агрессии и ожесточенности… сорвать преступные замыслы темных сил». Ключевую роль в этом я отводил отцу Александру…

29 апреля отец собрал нас на православной секции «Культурного возрождения». Присутствовали не только его прихожане, но и зарубежные гости — Анатолий Краснов-Левитин и Дмитрий Поспеловский. Отец вел эту встречу. Она и открылась его вступительным словом. Вот конспективная (но точная) запись его выступления.

«До сего дня существует представление о христианстве как только о храмовой религии, где человек принимает пассивное участие в службе. Тенденция психологической инерции и наши сложные общественные условия — они сомкнулись. По сути в Церкви нет общинной жизни. Но Христос основал на Земле вовсе не ритуальную корпорацию для отправления культа — для этого не надо было совершать духовного переворота в истории человечества. Первоначальная Церковь складывалась вокруг таинства, божественного присутствия. Молитва, милосердие и труд — три момента, составляющие церковную жизнь. Помощь всем людям — это абстракция. Реальная помощь может быть лишь в общине, где люди знают друг друга. Такую общину сохранили протестанты.

Сегодня для нас наступило трагическое и тяжелое время: мы уже не гонимые (для Церкви гонения это норма). Сейчас самый ужасный момент — занавес отдернули и сказали: можете делать что хотите. Есть великий риск обнаружить нашу недееспособность и все человеческие слабости. Не уверен, что у нас найдется многое, что предложить людям. Сейчас для нашей Церкви наступил почти Страшный Суд, и потому мы должны почувствовать свою ответственность.

Важнейшие вопросы: помощь конкретным людям, внехрамовая молитва, воскресная школа.

1. Помощь надо делать более организованной. Помогать больным, детям в приютах, старым людям. Стихийность обречена тут на провал.