Отец Александр Мень: Жизнь. Смерть. Бессмертие

Один из приспешников сатаны с циничной иронией назвал это следствием «головокружения от успехов», и в этом есть доля истины, но истина все же состоит в том, что вера затемненных была слабой, а их любовь к себе, наоборот, сильной. В это время нарастают процессы шатания и разброда, что привело к массовой миграции овец. Как говорил древний классик, «иных уж нет, а те далече».

Золотой век почти незаметно перетек в деревянный, потому что Стефан Премудрый поначалу позолотил свою дубовую обшивку. Однако положение скоро изменилось: позолота стала отваливаться целыми кусками, а скрип дуба стал слышен не только в Новой Деревне, но даже в окрестных лесах. Под этот скрип потянулись телеги, наполненные ужасными разоблачениями.

Авва Стефан однажды сказал:

— Откуда берутся жиды–православные, да еще священники? Это мне непонятно и совершенно нестерпимо. Это мою христианскую совесть возмущает.

Ему говорят:

— А как же Христос, апостолы?

Авва Стефан отвечает:

— Ну, они‑то были русские, а здесь другое дело.

Вид овец, спокойно жующих травку, стал противен Стефану Премудрому. Он навсегда изгнал их из ограды и, конечно, из домика[83]. Что до о. Александра, то он был лишен кормления.

Некоторые полагают, что в этом случае Стефан Премудрый исходил из евангельского текста: если уж птицы небесные не сеют, не жнут, а Отец Небесный их питает, то о. Александр, который сеет и жнет (но не то, что надо), тем более найдет себе пропитание. По–видимому, этот расчет оказался верным, ибо о. Александр не только нашел себе пищу земную, но и продолжал кормить тысячи и тысячи пищей небесной. В дубовом веке были написаны новые редакции «Сына Человеческого» и «Истоков религии», учебник по Ветхому Завету, «Таинство, Слово и образ», книга «Как читать Библию». Мало этого, в том же веке увидели свет такие шедевры кинематографии, как «Свет миру», «Туринская плащаница», «По следам апостола Павла» и многие другие[84].

Одновременно шло строительство гаража для белой машины брата Стефана Премудрого. Стефан лично следил за строительством и много в сем преуспел. Овцы ухитрялись жевать пищу и слышать голос пастыря, даже находясь за оградой.

Авву Стефана снедала тайная зависть, от чего у него чернело лицо и обострялась язва. Однажды во время такого обострения диавол подстрекнул его уязвить авву Александра. Вняв сердцем сему подстрекательству, авва Стефан приказал так перестроить домик, чтобы келья аввы Александра оказалась там, где было непотребное место. Так и сделали. Однако авва Александр даже непотребное место обратил в «воню благоухания духовного», чем посрамил диавола. Авва же Стефан как пребывал духовно в непотребном месте, так там и остался.

Овцы стали забегать на чужие дворы и чужие пастбища. Некоторые, пресытившись свежей травкой, стали есть что ни попадя, иные пристрастились жевать макулатуру и даже поглощать ядовитые растения.

Приступы язвы и злокачественной зависти у Стефана Премудрого делались все более невыносимыми. Замыслив покончить с ними раз и навсегда, он призвал себе в союзники людей, одержимых другими духовными недугами. В результате слава об о. Александре как об отравителе колодцев медленно, но верно потекла по градам и весям, по Москве и Загорску. Осадное кольцо телег смыкалось всё туже. Кучерами были «борцы за чистоту веры». Казалось, изгнание о. Александра было неминуемым. Заговорщики уже торжествовали победу. Однако Господь в своем неизреченном милосердии одним ударом разрушил козни врага. Стефан Премудрый был отправлен туда, откуда досягнуть он уже не мог.

Спросил один христолюбец авву Александра:

— Что мне делать?

Авва Александр отвечает:

— Не делай ничего. Ты уже наделал.

Христолюбец этот ушел и наделал еще больше, приговаривая: «Сие велел авва Александр».

Вернувшись через несколько лет из мест не столь отдаленных, он встретился с друзьями. Те сказали:

— Зачем ты это сделал? Ведь говорил же тебе авва Александр: «Не делай ничего».

Христолюбец отвечал им:

— Я же для него старался и вообще хотел как лучше. Разве не сказано в Писании: «Царство Божие силою берется?»

Наступил оловянный век. Его как бы символизировал Иоанн Впередсмотрящий, наделенный острой наблюдательностью и таким же слухом, причем в такой степени, что на другое уже оставалось мало времени.

(Примечание автора. Н. Мантейфель полагает, что в действительности его звали Иоанн Ярое Око, но источники не подтверждают этой версии. Агиография и большинство добросовестных историков также отвергают ее, не без основания усматривая здесь некий привкус кощунственности[85]. Мы придерживаемся традиционного наименования, хотя и не отрицаем реконструкции А. Гуревича: Иоанн Зоркое Око.)

Авва Иоанн, имевший зоркое око, однажды заметил, что Ольга Дребезжащая дерзит не только авве Александру, к чему все привыкли, но даже ему самому, к чему он еще не привык, и вообще увидел своим зорким оком, что она ужасно безобразит.

Авва Иоанн подошел тогда к старосте и сказал:

— Благословляю тебя не платить ей зарплату.

Та по благословению и сделала.