Отец Александр Мень

Я была жизнерадостной, веселой девочкой, мне только что исполнилось 16 лет. Я радовалась жизни, радовалась тому, что меня окружают любовью и заботой. И когда мне предложили остаться в Москве и держать экзамен в восьмой класс, я охотно согласилась. Мама с папой тоже разрешили остаться в Москве, — вспоминает Елена Семеновна. — До 31-го года я работала и училась. В 31-м году закончила курсы чертежников-конструкторов и продолжала работать в проектной конторе „Кожпроект“. Когда я получала новое задание — чертеж или какую-нибудь другую работу, я мысленно испрашивала благословение Божие на эту работу и благодарила Бога, когда кончала работу: никто меня этому не учил, это была у меня внутренняя потребность. Иногда мне очень хотелось помолиться. Тогда я уходила на плоскую крышу нашего учреждения (большой дом у Устьинского моста, который мы сами проектировали) и там находила место, где меня никто не видел. Никто из сотрудников, кроме моих близких подруг Ани[5] и Лины, не догадывался о моем мировоззрении. Только однажды, на Пасху, один из наших инженеров, как бы в шутку, обратился ко мне с праздничным приветствием: „Христос воскрес, Елена Семеновна!“ Я ему так ответила: „Воистину воскрес!“, что он попятился назад с открытым ртом».

Определяющее влияние на становление Александра Меня оказали именно мать и ближайший круг ее единоверцев, которые в те тяжелые годы сохранили светильник веры и раскрыли перед ним Евангелие. Удивительный дар сердца, которым обладала Елена Семеновна, — дар ясного и глубокого понимания христианского мироустройства и нравственных основ человеческих отношений — благотворно повлиял на Александра, дал ему внутренний стержень.

Вера Яковлевна Василевская, двоюродная тетя Александра Меня, была на несколько лет старше Елены, и ее внутренний мир был более сложным, чем у сестры, а восприятие окружающей действительности — более печальным и порой трагичным. Вера росла замкнутой и грустной девушкой и в этом отношении была полной противоположностью жизнерадостной и веселой Леночке (как называли близкие Елену Семеновну). «Счастлив тот человек, который на всю жизнь сохранил чувство реальности мира, вечно воссоздающегося благодатью Божией и покоящегося в лоне своего Творца. Это чувство непосредственно дано ребенку, но, не освещенное верой, оно быстро гаснет и сменяется мучительными исканиями, которые находят свое выражение в бесчисленных детских вопросах. Большая часть этих вопросов остается не только не отвеченной, но и не заданной: почему увядают цветы? Почему умирают люди? Почему злой ветер гонит листочки? Почему так много страшного в злом непонятном мире за пределами детских сказок и игр?»[6] — писала Вера Яковлевна в воспоминаниях о своем детстве. Она часто размышляла о греховности и неотвратимости греха в окружающей ее мирской жизни.

«Религиозное чувство родилось у меня в душе очень рано, оно возникло вместе с чувством истории, осознанием своей принадлежности к народу, который „открыл“ Бога для человечества. Люди жили во тьме язычества, когда в Израиле „открылся“ Единый Истинный Бог. Другие народы открыли вращение земли, электричество, закон тяготения и многое другое, но то открытие, которое было дано еврейскому народу, было самым важным. Мысль об этом наполняла детскую душу чувством большой нравственной ответственности», — писала Вера Яковлевна.

Самым душевно близким для Веры человеком с детства была ее мама. Мать Веры жила как будто «у крайнего небесного круга» — настолько мало привлекало ее всё материальное и настолько одухотворенной любовью она любила своих близких. Она умерла, когда Вера была еще совсем юной и училась на философском отделении Московского университета. Смерть матери стала огромным потрясением для Веры. Мир для нее опустел, утратил не только привлекательность, но и реальность. «Занятия философией и психологией в университете, хотя и глубоко захватывали, но не давали той пищи, которую просила душа», — писала Вера Яковлевна.

С восемнадцати лет каждое воскресенье Вера испытывала необъяснимую печаль. Однажды утром, когда Вера работала в летнем детском лагере, она услышала вдали колокольный звон. «У всех воскресенье, а у тебя не воскресенье», — сказал неожиданно один из малышей, окружавших Веру.