Отец Арсений

Понятия о добре и зле у Анны и Сергея были довольно четки и почти полностью совпадали с Евангельскими, в разговорах часто упоминались Евангельские и Апостольские тексты:

«Всякому просящему у тебя давай»,

«Друг друга тяготы носите, и тем исполните Закон Христов»,

«Взявший меч от меча и погибнет»,

«Не судите, и не судимы будете».

Эти и многие другие Евангельские выражения, конечно, несколько перефразированные, употребляли не только брат и сестра, но и другие односельчане. Посещая в селе больных, я редко видела у кого-либо из жителей Евангелие, хотя, может, они прятали Его, поэтому вопрос, откуда запомнились им эти тексты, – заставлял задумываться.

Церковь в селе закрыли лет семь тому назад, через год ее подожгли, и только остатки фундамента и погост с покосившимися крестами напоминали, что на горе стоял храм. Сейчас здесь было уныло и безлюдно.

Религия, вера, постепенно изживалась в народе, оставались обычаи, смутные воспоминания и что-то таинственное, непознаваемое и, возможно, существующее, и поэтому всего этого в какой-то мере надо было бояться и уважать на всякий случай.

Кто была я Сергею Сергеевичу и Анне, «чужак, чужая», почему они помогли мне, что их толкнуло на это? Живя с ними три года, часто задавала себе этот вопрос и под конец ссылки спросила Сергея и Анну.

– Почему да почему? Чего спрашиваешь? Сама, небось, понимаешь! В лавку пришла замерзшая, голодная. Бабы в магазин заходили, говорят, женщину привезли, ходит по селу, в дома стучится, жилье ищет, никто не пускает. Пришла ты в лавку, стоишь, ничего не видишь, растерянная. Знаю, никто в дом чужую не возьмет, тем более бабу, жалко тебя стало, вот и взяли. Ты-то, Александра, разве не так бы поступила? Хотели сперва к себе в дом, подумали с Анной, решили от соблазна подальше. Баба ты ладная, ростом супротив наших баб только чуток меньше. Будешь жить с нами, глядишь, лукавый чего-нибудь и сотворит. Отдельно потому и поселили.

Скучала я, не было знакомых, родных, не было церковных книг, исповеди, причастия, и, несмотря на все это, моя ссылка являла великую милость Божию. Анна заботилась обо мне, готовила обед, ужин, Сергей Сергеевич колол дрова и приносил их мне, топила печку сама. Вечерами было уютно сидеть у горячей печки, молиться и читать Евангелие, единственную книгу, бывшую у меня.

Счетоводство отнимало не более двух часов в день, остальное время посвящала молитве и лечению больных. Вначале мне не доверяли, но после приема двух родов стали звать акушеркой; в основном лечились только женщины, но постепенно «практика» моя увеличивалась, расширялась, и я приобрела известность в округе.

Милость Божия не оставляла меня; несмотря на то, что лекарств никаких не было, больные выздоравливали, становились на ноги и относились ко мне хорошо. Ближайшая больница находилась на расстоянии почти 90 верст, попасть туда было трудно.

Лечила я больных самыми простыми средствами: банки, компрессы, обертывание горчицей, гусиное сало со скипидаром, травы, которые в изобилии нашлись у дочери одной умершей старушки. Делала из трав отвары, настойки, капли, и все это, к моей радости, помогало.

За время моего пребывания в селе случилось несколько серьезных травм, но и здесь принятые меры оказались удачными – милость Господа не оставляла меня.

Три года ссылки прошли относительно спокойно, в других деревнях и селах ссыльных беспрерывно вызывали в район, посылали на жительство в другую местность, направляли на лесозаготовки, допрашивали и всячески преследовали; в результате из десяти ссыльных оставались в живых три-четыре человека.

Меня эти преследования миновали, а отношение Анны и Сергея Сергеевича, а также местных жителей скрашивало оторванность от семьи и друзей.

Однако месяцев через восемь после моего приезда в Кряжи произошло со мной довольно опасное событие, которое только по милости Божией не привело к катастрофе. Чем внимательнее вспоминаю происшедшее, тем более убеждаюсь, что обстановка, создавшаяся тогда, была очень опасной и любые врачебные средства были бессильны. Помощи можно было ждать только от Бога, и то, что она пришла, было, конечно, чудо.

* * *

Прошло мое первое ссыльное лето, настала ранняя осень и ранняя зима, снег давно покрыл землю толстым слоем. Составляла отчет за третий квартал. Ночь просидела у постели мальчика, болевшего тяжелым воспалением легких; пенициллина и сульфамидных препаратов тогда не знали, лечили банками, горчичниками, и я ждала кризиса, страшного кризиса, который, словно лезвие ножа, отделял жизнь от смерти. Мальчик был слабенький, жизнь в нем еле теплилась, но ночью кризис прошел, и Васенька выжил.

Утром от бессонной ночи болела голова, а квартальный отчет, несмотря на все мои усилия и многочисленные пересчеты, не сводился. За окном послышался непривычный шум, перешедший в оглушительный треск. Приподняв занавеску, увидела аэросани, из них вылез высокий человек в дохе и направился к лавке.

– Александра Сергеевна здесь? – спросил он Сергея Сергеевича, с трудом протиснулся в комнату, бесцеремонно сел на мою «тахту» и спросил: – Ну, как живешь?