Почему так упорен старый князь Осмомысл? Пусть читатель найдет другое объяснение, я могу дать только одно: он сам заложник, раб старой патриархальной морали. Ему и в голову не приходит простая мысль: выделить еще при жизни Олегу подходящий удел, заставить князей принять его в роли среднего, ни на кого не покушающегося, никому не мешающего землевладельца (как говорили в соседней Польше, «можновладца»).
И все, и пусть себе устроенный в жизни сын живет, перестав быть живым яблоком раздора. Ну, и вести с сыном умные беседы, вспоминать убитую жену и мать, радоваться, когда в повороте головы и в выражении лица Олега оживет покойная Настасья, утешаться внуками от Олега…
Мешало одно: «необходимость» играть все по тем же правилам вчерашнего дня.
Ярослав полюбил Настасью и захотел видеть ее непременно княгиней… Чем погубил.
Ярослав захотел видеть Олега непременно князем после себя. И погубил.
Потому что стоило вернуться участникам грустной погребальной процессии, как только закончились поминки по Ярославу, как к князю Олегу приходят бояре: пусть убирается прочь из города — или его убьют.
Вряд ли дело в личных пристрастиях или в оценке деловых качеств Олега. Кстати говоря, мы и понятия не имеем, кто был бы лучшим князем: Олег или Владимир. Современники оценивали их по совершенно иным параметрам. Но бояре очень хорошо понимали: если князем Галича будет Олег «Настасьич», с этим не смирятся другие князья Руси. Не потому, что они такие страшные ревнители морали, а потому, что власть «незаконного» княжича — прекрасный предлог захватить, поделить богатые земли Юго-Запада.
Олег бежал в город Овруч, укрылся у тамошнего князя. С тех пор он исчез из летописей; ни одного упоминания! Как жил княжич Олег, где сложил кости, какова судьба его потомков — обо всем этом история умалчивает.
Итак, Владимир теперь законный князь… Добился!
Но скоро галицкие бояре разочаровались и во Владимире…
Еще при Ярославе Владимир пил, буянил и «вел жизнь безнравственную». Об этой стороне его жизни мы знаем чуть больше: Владимир забросил законную жену и сына от нее, а сам отнял жену у попа и стал с ней жить. За три года он прижил от попадьи двух сыновей.
Опять же — история, о подробностях которой мы не знаем решительно ничего. Вряд ли ведь Владимир схватил первую проходившую по улице попадью, верно?
Где он вообще нашел эту женщину? В княжеских пирах жены попов не принимали участия, попы жен князьям не представляли.
Как он относился к этой женщине? Любил ее или «так получилось»? Как вообще «получилось», как начался этот роман? Что думала о Владимире и о своей жизни попадья? Были ли у нее дети от законного мужа, попа? И как сложились их отношения с попом? Был ли Владимир для нее любимым человеком, или просто рассудила практичная женщина, что князь богаче и знатнее попа?
Все это — вопросы без ответов. С равным успехом можно предположить, что несчастная попадья стала женой запойного негодяя старше ее на тридцать лет, что поп бил ее смертным боем и вообще был редкостная сволочь. Или что гадкая попадья разбила несчастному и благородному попу сердце, что он долго мучился и потом ушел в монастырь.
Может, сам Владимир мучился раскаянием, спрашивал у жены: мол, может, вернешься к бедняге?
Может, попадья орала в ответ что-то в духе: как тебе не стыдно! И: только одного тебя люблю!
Вполне можно написать роман с обоими вариантами сюжета — потому что ничего определенного мы не знаем. Судя по некоторым более поздним событиям, попадья очень даже принимала участие в судьбе Владимира. Настанет день, и она рискнет жизнью ради него — но начало романа остается скрыто тайной. Повторюсь: предки совершенно не интересовались личными отношениями людей, их эмоциональной жизнью.
Во всяком случае, судьба Владимира сложилась точно так же, как у отца: жизнь с поповной, женщиной незнатного рода.
А вот авторитета отца, его умения цыкнуть на бояр у него не было… Пока. И бояре решили сменить князя на более подходящего — на волынского князя Романа. Этот князь Роман, по мнению летописцев, был яростен и решителен, а в выборе средств неразборчив. Если уж он что решил — ничто не могло его удержать.
Этот Роман сперва принял Владимира, потом велел ему убираться… Теперь он почувствовал, что Галич тоже может стать его вотчиной, и послал к галицким боярам своих посланников, предложил себя им в князья.
В Галиче опять сложилось две партии: партия Романа и партия Владимира. Владимир был осторожен, опыт отца пошел ему впрок. Он не уезжал один или с малой дружиной, и подстеречь его заговорщикам не удавалось. И тогда у бояр родилась вот какая интрига: они пришли к Владимиру и попросили у него… голову попадьи.
— Княже! — сказали бояре, — мы не хотим кланяться попадье, как княгине. Давай мы ее убьем, а ты возьми себе, где хочешь, другую жену. Знатную, как подобает нашему князю.
— Вы же целовали крест на верность мне!
— Мы не на тебя восстали, княже. Мы тебе верны, мы тебя любим. А поповне кланяться мы не хотим и не будем. Давай мы лучше ее убьем…
— Но у меня же от нее дети!