Отец городов русских. Настоящая столица Древней Руси.

Такие загадки загадывали еще в начале XX века, смысл текста понятен: город между небом и землей — это ковчег, в котором Ной спасается от потопа, везет в нем всю будущую фауну Земли. Немой посол — это голубь, которого праотец Ной отправил искать, не спали ли воды Всемирного потопа, не выступила ли где-то Земля. Грамота неписаная — это масличная ветвь, которую голубь принес в клюве после своего третьего полета. Увидев ветвь, Ной понял — где-то уже есть земля, свободная от воды. Это оказалась гора Арарат, и именно к ней пристал в конце концов ковчег. Одно из библейских обществ США даже пыталось искать Ковчег Завета на склонах горы Арарат… Правда, вроде бы, не нашли — но кто знает, может, еще и отыщется.

Вообще же грамот оказалось столько, что сразу же сделалось понятным одно место из давно известного источника: из записи беседы новгородского священника XII века Кирика с епископом Нифонтом. Кирик о многом спрашивал Нифонта, и в том числе: «Нет ли в том греха — ходить по грамотам ногами, если кто, изрезав, бросит их, а слова будут известны?»

До находок берёсто сам вопрос казался странным: кто же это будет бегать ногами по грамотам? Ведь пергамен дорог, книги очень ценны… После находок все понятно: ведь берестяные грамоты и бросали, как только они отслужили свой срок. Писать на бересте второй и третий раз было невозможно: тексты на них не писали чернилами, а процарапывали и выдавливали.

Люди топтали берёсто, не зная, какие слова там написаны… А что, если это слова священные? Скажем, «Бог», «ангел», «Богородица»? Получается — ходят люди как бы по обрывкам священных текстов. Вот священника и волновало — не грех ли? В Новгороде этот вопрос приобретал самый непосредственный бытовой смысл.

Новгородцы действительно буквально ходили по грамотам… Если это и грех — то какой полезный для познания прошлого!

Письмо — повседневное явление

Грамоты датируются так же, как любые другие находки. Нашли грамоту в ярусе между 14-м и 15-м ярусами? Значит, она попала в землю между временем вымостки 14-го и 15-го ярусов, одновременно с обломками керамических сосудов, ножами, поделками из дерева, украшениями. Получается, их можно датировать таким же образом, как любой археологический материал. Грамоты вместе с другими остатками материальной культуры, с фрагментами зданий и построек, расчищенных в одном ярусе, образуют единый комплекс и исследуются как часть этого комплекса.

Но что, если грамоты копились, из них составляли библиотеки и архивы, и эти коллекции исписанных обрезков бересты выбрасывались сразу, совсем не в то время, когда была написана большая часть из них? Скажем, копил человек свою переписку всю жизнь, а потом уже его наследники выбросили ее на помойку?

Нет. Это совершенно невозможно.

Во-первых, никогда и никто не находил сразу целой библиотеки берестяных грамот. Не найдена даже ни одна берестяная книга или обрывок такой книги. Грамоты находят всегда по одной, отдельно друг от друга, каждая из них попадала в слой сама по себе.

Во-вторых, есть у бересты такая особенность: если долго ее держать на воздухе, она начинает быстро сохнуть, берестяной свиток скручивается, трескается по прожилкам, а потом начинает разваливаться на части.

Бересту как писчий материал можно сохранять очень долго — но для этого она должна лежать под прессом: берестяным страницам нельзя позволять скручиваться. Если берестяной лист сохраняет плоскую форму (как лист бумаги) — он почти вечен (как все та же бумага). Так сохранились берестяные книги XVIII века, так сохранялись книги Сергия Радонежского в Сергиевом Посаде, — прессами для них служили тяжелые переплеты из дерева, еще и утяжеленные металлическими заставками и оковкой. Вероятно, так же сохранялись и берестяные книги в архиве Новгорода Великого… Но о грустной судьбе архива и документов из архива — ниже.

Так вот, все берестяные грамоты из культурного слоя Новгорода — это смятые, скрученные кусочки бересты, на которых выдавлены тексты из восьми, пятнадцати или самое большее двадцати строк. То есть это как бы листки тогдашней бумаги, на которых писалось что-то временное, не обязательное.

Если бы на бересте написали нечто исключительно важное, подлежащее длительному хранению, то и оформлены эти тексты были бы иначе. Это не фрагменты средневековых книг, которые стоили дорого, переписывались долго и трудно, а хранились как можно дольше.

Небольшие тексты на скрученных кусках бересты с самого начала не предназначались для длительного хранения.

В-третьих, делать выводы помогает анализ самого текста. Ведь в разное время одни и те же буквы славянского алфавита писались по-разному. Ученые хорошо знают, как изменялась конфигурация одних и тех же букв в разное время. Скажем, буква «Н» писалась, как латинское «N», а «Н» — читалась, как современное И. Букву M писали то прямыми вертикальными линиями, как латинское М, то она писалась косыми линиями, как греческая «Мю». Есть заметная разница между написанием одних и тех же букв в XIV веке и в XV, тем более в XII и XV веках.