Отец и грешник

– Знаешь ты что, Марыська, не лезла бы куда не следует. Мне эти бродячие колдуны в доме не нужны. Ишь что, балахон на себя напялил, да посох в руки взял, и всё, думаешь, за святого примут? – кузнец сплюнул себе под ноги. – Иди людям морочь голову в другом месте. Знаем мы таких. Видели. Тебе Марыська бог видно умишка мало дал, ты что же, не поминаешь уже, что отец Симон сказал? Гнать этих лжепророков надо. Не место им среди честного люда.

– Ты слышишь меня или нет? – всплеснула она руками и беспомощно взглянула на Радомира – Говорят тебе – це-ли-тель. Старый подскочил от одной молитвы! Я же его лоб пощупала – жара как не было! Жену пожалей! Страдает из-за упрямства мужа.

– А ты не попрекай меня! Сам знаю, как с женой обходиться! Никаким пустозвонам не дам! – выдвинул он подбородок, и злым взглядом вперился в него. – Небось, с другими шарлатанами в паре работаешь, да? Они людей травят, а ты их потом лечишь. А потом, как липку обдираешь!

– Ни одного медяка не взял!

– Добрый человек, – сделал Радомир шаг вперед. Если не вмешаться, конфликт мог только усилиться. – Выслушай. Мне ничего не надо. Ни от тебя, ни от жены твоей, ни от старосты, ни от кого.

– Не надо, вот и вали отсюда – пожал тот плечами.

– Я просто пытаюсь помочь. Мне эта хворь знакома. Лечу ее уже много лет. Люди от нее обычно умирают.

– Послушай, ты! – кузнец резко подошел к нему и ткнул сильным пальцем в грудь, от которого та тотчас заболела. – Я тебе уже все сказал. И не смей угрожать моей жене, понял?! Иначе я об тебя самого посох твой и сломаю. На седину твою не посмотрю. Уходи, пока цел!

Угроза была похожа на реальность, но Радомир спокойно посмотрел ему в лицо, в горящие глаза. И понял, опечалившись, что тот ничего и никого слушать не будет. Ничем он этой несчастной помочь не сможет.

– Хорошо, я уйду. Не гневайся. Только запомни мои слова. Я побуду в деревне какое-то время, если передумаешь, то найдешь меня.

Идя вдоль улицы, он чувствовал, как кузнец продолжает буравить его взглядом.

– Вы святой отец не гневайтесь на него. Совсем умом тронулся бедный малый. Он же Лиду свою на руках носил, пылинки сдувал. Когда она слегла, несколько недель назад то, он себе места найти не мог, носился будто его пчела в зад ужалила. И нашего священника звал, и к лекарям ближайшим обращался – все зря. Вот он теперь и беснуется. Ему же страшно. Так-то он парень добрый и мастер хороший.

– Всем страшно, – медленно проговорил Радомир, глядя вперед себя. Девушку надо было спасать, но как убедить мужа, он пока не знал.

– Неужто и вам страшно, отче? Чего вам бояться? С вами сила Владыки Небесного пребывает! Сама же видела.

– Все мы чего-то боимся. Такова судьба каждого человека.

Радомир прикрыл глаза. Каждый день он вспоминал роковые события. Белый и красный снег. Вот он, стоит там, перед входом. Но наваждение исчезло так же резко, как и появилось.

– Ну а вам-то чего боятся, если сам Владыка с вами? – упорствовала старушка. Он с раздражением подумал, что еще нескоро попадет к следующему человеку.

– Владыка со всеми, – спокойно проговорил он.

– Ну да… – по тону можно было сказать, что женщина не разделяет его мысли. Поэтому, чтобы сменить тему, он осведомился:

– Кто там дальше? Много еще больных?

– В этой части деревни парочка точно найдется. А вот дальше идти придется далеко, на ту сторону речки.

– Веди.

– Может быть, вас-то отвести к нашему отцу Симону? Вот он обрадуется!

«Это вряд ли».

– Пока не до того, людям нужнее. Вот как с делом покончим, так и встретимся. Вместе помолимся.

Старушка, поняв важность момента, или по какой-то своей причине прибавила шагу и повела его дальше. Местные, которых они встречали на пути, с любопытством и подозрением провожали их взглядами. «Видать, что-то их не на шутку встревожило, раз они так все чужаков чураются».

Впрочем, два последующих дома встретили его достаточно радушно, благодаря увещеваниям Марыськи, которая представляла его чуть ли не как самого Пророка. Противится он не стал, сейчас это было к лучшему, пусть впускают в дом, а там дело за малым. Каждый раз, начиная, он предчувствовал, что вот сейчас его опять схватят за руку и спросят, знает ли он, что такое страдания, но ничего не происходило. Все было как всегда. Молодая женщина, и юнец в веснушках вели себя спокойно. Лишь что-то неразборчиво бормотали в забытьи. Эти два раза дались ему проще, хотя он и устал изрядно, будто прошагал целый день к ряду в горах. Воздух стал свободнее, вони стало меньше, но она осталась. Эта ложка дегтя портила все, к чему прикасалась, будто отравляя саму жизнь. Весь мир превратился для него в кошмар, где нельзя сбежать от этой скверны, портящей сам воздух. Лишь в отдаленных местах, где он не встречал людей, на дикой природе он мог передохнуть.