Читаем Отец и сын, или Мир без границ полностью

Иная ситуация возникала в начале прогулки. Однажды утром мы выехали переворачивать камень. Справа от нас, как всегда, осталась плантация больших листьев. Женя выразил желание на ней попастись и выразил его криком «про себя», то есть не открывая рта. Я угадал, что ему надо, и он залился характерным для него смехом, а если бы не угадал, крик бы продолжался – немой погонщик послушного раба. Интонация порой заменяла действие. Обычно, когда я его спрашивал, где тот или иной предмет, он искал его глазами, находил и выдавал изумительную распевную гамму сверху вниз, но бывало, что, заслышав вопрос, он ничего не искал, а ограничивался гаммой. Она, наверно, означала: «Я понял твой вопрос, а нужные тебе вещи разыскивай сам». Познакомившись с малиновыми кустами и вполне оценив их, Женя никогда не давал мне ни проехать мимо них, ни пройти без сердитого, даже возмущенного: «А!..», то есть «Куда? А ягоды?»

Лето закончилось триумфально. Наступил конец августа. Как-то утром мы отправились ворочать камень, ибо операция «Сизиф» не могла наскучить. Следуя за камнем, мы дошли до улочки, параллельной нашей. Там мы встретили годовалую девочку Олю, которая гуляла с мамой, папой и красно-черным мячом. Жене понравился мяч. Он недолго поиграл с ним, а потом отказался вернуться туда, где нас ждала коляска, и пошел вперед. Шел да шел, как будто нет ничего проще, и дошел бы до нашего проезда и даже до дома, если бы не мое беспокойство за коляску. Я взял его на руки, вернулся за коляской, донес его до того места, где было прервано наше путешествие, а остаток улицы он опять протопал своим ходом. После обеда я впервые вышел с ним просто за ручку. Мы прогулялись до лужайки, поели случайно уцелевшую малину и вернулись домой, чрезвычайно довольные друг другом. Кто сказал, что Сизифов труд бесполезен?

Вскоре мы уехали с дачи. Между вокзалом и нашим городским домом была длинная трамвайная остановка. Мы – Женя, Ника и я – почти всю ее прошли пешком. Я удивлялся: неужели никто не замечает, что я веду такого большого, умного и красивого мальчика, а нагруженная скарбом коляска едет рядом? Но народ торопился по своим делам. Шумный город – это боковая деревенская улица с копошащейся на ней детворой. Как я гордился Женей! Я и впоследствии всегда гордился им, кроме тех случаев, когда он делал очевидные и непоправимые глупости.

Спокойной ночи, мой родной,Спокойной ночи.Из недоступных средоточийСпустился мрак ночной.Не плачь. Пройдет он стороной.Спокойной ночи.Сон тебе залепит глазки,И исчезнет сумрак вязкий.Спокойной ночи, мой родной,Спокойной ночи.Дни в феврале ночей короче,Но пахнет в воздухе весной:Уже не снег, еще не зной.Спокойной ночи.Летом нет февральских тягот,И набегаешься за год.Спокойной ночи, мой родной,Спокойной ночи.Да, буки до детей охочи,Но ты не бойся: ты со мной.Лишь в сказках страшен царь лесной.Спокойной ночи.Спи, мой мальчик, спи скорей —В мире больше нет царей.

Глава третья. За голубым «Запорожцем» и в голубую даль

Пуговицы и кошки. Волосяной покров. Машины горчичного и шоколадного цвета. Серый волк. Едя-едя и опа-опа. Теория и практика горшечного дела. Сладкая жизнь. Два языка – два горла. Наука ли другим – мой пример? Трусишки на колесах. Кот Котович и собственная гордость. Буриданов осел. Любит – не любит. Настоящий мужчина. Лесные дороги. Вокруг света на голубом «Запорожце». Вытянули и (съели) репку. Есть мя, и есть бо. На кровати под подушкой. Эпилог двуязычия. Содержимое черничного пирога. Слюни пускаешь. Домой?


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза