Отец и сын (сборник)

— А у меня, красна девица, дочка есть, — рассказывал за чаем Скобеев. — Постарше тебя годами будет. В комсомол вступила, курсы учителей окончила и вот откололась. Второй год свет и знания в деревню несет… А вот я тоскую. Пока летом плаваю по таежным рекам — ничего, терпимо, а зимой хоть волком вой. Жена у меня в войну скончалась…

Глаза Скобеева поблекли, лицо помрачнело, и он показался Надюшке сейчас гораздо старше, чем в первые минуты встречи. Она слушала его внимательно, но думала о своем. Когда Скобеев умолк, Надюшка с волнением в голосе сказала:

— Дядюшка Тихон, а вы не знаете, в Каргасоке кому-нибудь нянька требуется?

— А что тебе? Задумала выбираться в жилые места? — с сочувствием в голосе спросил Скобеев.

Надюшка чистосердечно рассказала о своем намерении. Жить дальше так нет мочи. Хоть и родня она Порфирию Игнатьевичу, да от этого ей не легче. Непосильно тяжелая работа. Одиночество. Постоянные попреки и подозрения. Годы идут, а она остается почти неграмотной. Что ей сулит здесь будущее? Беспросветность.

Скобеев слушал, покачивая головой, щурясь, собирая морщины к погрустневшим глазам. Своей откровенностью и доверчивостью девушка располагала к себе.

— Вот она какая у тебя, голубушка, жистянка-то… не позавидуешь! Верное ты дело наметила. И не сомневайся и не откладывай. Твой путь в комсомол, на рабфак… — Он замолчал, призадумался, потер ладонью лоб. — А в няньки идти погоди. Из огня да в полымя. Мало радости. Попробуем иначе.

Он вытащил из кармана своей поношенной и замусоленной курточки толстую тетрадь и, раскрыв ее, начал что-то писать. Надюшка через его плечо следила за карандашом, но, как ни напрягалась, прочитать не могла.

Вдруг Скобеев, не закончив строку, отступил ниже и четкими печатными буквами написал: «Член ВКП(б)».

— А что такое, дядя Тихон, ВКП(б)? — спросила Надюшка, заглядывая Скобееву в лицо нетерпеливыми от жаркого любопытства глазами.

— ВКП(б) — то? — По возвышенному тону голоса, по мимолетному взгляду, полному скрытой торжественности, Надюшка поняла, что это что-то необыкновенное, значительное. — ВКП (б), красна девица, — это Всесоюзная Коммунистическая партия (большевиков). О коммунистах слышала? О Ленине что-нибудь знаешь?

И тут в Надюшкиной голове словно вспыхнула молния. Она ярко-ярко вспомнила приезд комиссара Бастрыкова, свою игру с Алешкой в огороде и на яру, чеканные слова, произнесенные мальчишкой и запомнившиеся ей.

— Знаю, дядя Тихон! — воскликнула девушка и, встав, задорно отчеканила: — «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем!»

— Молодец, красна девица! Именно так мы новый мир построим, а такие девчата и ребята, как ты, станут всем!

Скобеев взволновался не меньше Надюшки, встал, потоптался возле стола, опустился на прежнее место.

— Эту записку, красна девица, спрячь куда-нибудь подальше. Когда выберешься в Каргасок, то найди там базу потребсоюза. На этой базе работают и коммунисты и комсомольцы. Я им тут написал кое-что про тебя. Вот видишь: «Деваха Надежда может быть в будущем сознательным борцом за дело рабочего класса. Помогите ей выбиться на правильный путь, подыщите посильную работу, чтоб был кусок хлеба, а потом учить ее надо, учить во что бы то ни стало».

Скобеев длинным заскорузлым пальцем прочертил по прочитанным строкам, бережно вырвал листок из тетради и, свернув вчетверо, отдал девушке.

— Ой, дядя Тихон, какое же вам спасибо! — Надюшка схватила его за руку, дышала шумно, прерывисто, не зная, как и отблагодарить за участие в ее судьбе.

— Ну-ну… Живи, борись. Еще, может быть, где-нибудь и свидимся. — Он широкой ладонью похлопал ее по плечу.

Надюшка запрятала записку к самому сердцу, под лифчик, забрала покупки. Пора и в путь!

Скобеев пошел проводить девушку. По дороге наказывал:

— Встретишь остяков-охотников, скажи, что база ждет их. Товаров и припасов у нас в достатке. Не хватит, еще из Томска подвезут. Пусть едут и знают, что торгуем без обмана, по совести, как велит нам наша советская власть.

— Скажу, дядя Тихон, обязательно скажу!

Садясь в обласок, Надюшка вдруг почувствовала, что ей не хочется уезжать с базы, горько расставаться со Скобеевым.

— До свиданья, дядя Тихон! — И, уже отплыв от берега, крикнула: — Может быть, и свидимся еще! Свидимся!

Надюшка плыла в обласке и все оглядывалась, махая то рукой, то веслом. Скобеев переходил с одной барки на другую, чтоб лучше видеть девушку, и в ответ ей размахивал кепкой. На борт катера вышли из машинного отсека моторист и рулевой и с интересом наблюдали, как заведующий базой, и он же механик, провожал девушку в путь-дорогу.

Порфирий Игнатьевич не ждал Надюшку так рано и потому не встретил ее на берегу. Когда она вошла в дом, он вместе с матушкой Устиньюшкой сидел за столом возле шумевшего самовара и полдничал. Он, видимо, только что встал с постели, так как круглое, полное лицо его было помято. Старик любил часок-другой подремать днем на мягкой, пышной перине, под боком у матушки Устиньюшки.