Отец Иакинф

— Поначалу-то я и за монгольский и за маньчжурский принялся. Да мои китайские сяньшэны в Пекине отговорили. Уверили меня, что и монгольская и маньчжурская словесность состоят по преимуществу из произведений, переведенных с китайского. Вот я все свои усилия на китайском и сосредоточил. И все мои работы касательно Монголии и вообще Средней Азии на переводах и обработке китайских источников основаны. Но теперь я все больше убеждаюсь, что, когда пишешь о Монголии, без основательного знания монгольского не обойтись.

Игумнов одобрил его намерение и с готовностью согласился взять на себя руководство его монгольскими упражнениями.

Когда на другой день Иакинф пришел к Игумнову, он со смущением узнал, что, стараясь облегчить ему занятия и готовя необходимые пособия, старик не спал всю ночь. Зато он снабдил Иакинфа и написанными им самим разговорами на монгольском языке на самые разнообразные сюжеты, и образцами официальных бумаг, и переведенными на монгольский язык главами Евангелия, и историей о Гэсэр-хане, прославленном монгольском витязе, которая, по словам Игумнова, является образцовым творением монгольской словесности, и, наконец, составленной им, хотя и не совсем еще оконченной, монгольской грамматикой.

В тот же день они начали практические занятия, и с тех пор Иакинф почти каждый день приходил к Игумнову и для упражнений и так, поболтать по-дружески.

Старик поделился как-то с ним своей тревогой.

— Вот все думаю, отец Иакинф, что же будет, как помру…

— Ну, что за мысли приходят вам, право! — сказал Иакинф возмущенно.

— Да как же им не приходить? Сами знаете, да и в Священном писании сказано: "Дней лет наших — семьдесят лет". Наследников мужского пола у меня нету. Сыном бог не сподобил. Одни дочки рождались, и тех давно замуж повыдавал. Живу один, со старухой. И вот все думаю, что же будет с библиотекой-то моей монгольской? Всю жизнь ее собирал. А ведь растащат. Видит бог, налетят все кому не лень и растащат. А зимой получил я письмо от барона Шиллинга фон Капштадт. Пишет, что готов купить мои монгольские книги. Я вроде согласился и даже реестр ему выслал, а самого сомненье берет.

— А чего же тут сомневаться? Уж ежели кому и продавать библиотеку, так именно барону Шиллингу. Он найдет ей самое лучшее употребление.

И Иакинф принялся рассказывать Александру Васильевичу о Шиллинге, какой это замечательный человек и превосходный ученый, какую уникальную коллекцию восточных книг и рукописей сумел он собрать, даже живя в Европе.

— Он и нынче-то сюда едет, чтобы объездить бурятские дацаны, обследовать их книгохранилища и составить собрание монгольских и тибетских книг. Ежели уж решились расстаться со своими книгами, так лучшего покупателя вам не сыскать.

Несколько раз заговаривали они потом о Шиллинге и под конец Александр Васильевич сказал:

— Ах, отец Иакинф, прямо камень вы с моей души сняли.

II

В один из первых же дней по приезде Шиллинга в Иркутск Иакинф повел его к Игумнову.

Александр Васильевич встретил дорогих гостей со слезами радости.

Высокий, плечистый, уже присогнутый годами, с усталым лицом, но все еще полными жизни глазами, хотя он и доканчивал свой седьмой десяток, Игумнов не знал куда и усадить Шиллинга — столько был наслышан о нем от Иакинфа.

Старик был исполнен самого сердечного гостеприимства. Он решил угостить почтенного гостя из столицы на монгольский манер. Ради такого случая был заколот молодой барашек, Шиллинг восседал за столом, как толстобрюхий будда Майтрейя, один из самых добродушнейших и привлекательных божеств буддийского пантеона. Порасстегнув нижние пуговицы жилета, подогнув рукава белоснежной сорочки, он с вожделением брал в руки, как и полагалось по-монгольски, жирные куски баранины и отправлял их в рот, покрякивая or удовольствия и похваливая непривычное кушанье. Как всегда, он был весел, непередаваемо остроумен, очаровательно непосредствен.

Когда трапеза окончилась, Шиллинг попросил хозяина показать его монгольское книгохранилище. При этом он поразил Игумнова своей осведомленностью, знанием и монгольской и тибетской письменности, той бережностью, с какой он брал в руки редкие сочинения. Старик был очарован. За ценой Шиллинг не стоял и согласился на условия, предложенные Игумновым. Сделка была заключена в тот же вечер. Только с некоторыми, наиболее дорогими ему сочинениями Игумнов не мог расстаться и оставил их у себя.