Отец Иакинф

Откуда она взялась на дороге, вдали от города, в таком наряде? Иакинф рассчитывал, что женщине она легче откроется. Но и Степановне девушка сказала только, что зовут ее Натальей, умоляла приютить ее, пока не пройдет нога, и обещалась все потом объяснить. А теперь она вся горела и не приходила в сознание. Нога распухла.

Уезжая, Иакинф уплатил хозяину за комнату, оставил денег на лекарства и еду.

Болезнь протекала бурно. Десять дней девушка была между жизнью и смертью. Она металась в бреду, пробуждалась ненадолго и вновь погружалась в тяжелое забытье. Старуха привязалась к ней и не отходила ни на шаг.

Иакинф оказывался в домике над Кабаном как бы случайно. Мысль о такой поездке днем ему и в голову не приходила. Но когда сгущались сумерки и он оставался один в своей келье, Иакинф не мог подавить в себе желания взглянуть на девушку, лицо которой казалось ему почему-то знакомым. Он приезжал, садился у изголовья, прикасался ладонью к воспаленному лбу, смотрел на раскиданные по подушке светлые волосы, на припухшие, потрескавшиеся губы.

Иногда девушка открывала глаза и глядела на него — первый раз с недоумением и испугом, а потом — с благодарной доверчивостью.

Когда через неделю Иакинф заехал навестить больную, он застал там лекаря Вильгельма Людвиговича Баумгардта.

— Ну, фаше препотопие, могу вас апратовать, — сказал он, довольно потирая руки, — крисис миновал. Теперь больная быстро пойдет — как это? Гм… на поправку. Органисм у нее сильный, она еще такая молодая есть. Два-три дня, и я польше фашей протеже не нушен.

Иакинф прошел в комнату больной. Она спала. Щеки были покрыты легким румянцем, дышала она спокойно и ровно…

Степановна поправила подушки и на цыпочках вместе с Иакинфом вышла из комнаты.

— Пусть поспит, бедняжечка. Теперь, бог даст, скоро и поправится.

Она налила чаю из затихающего уже самовара и принялась рассказывать:

— Ох, ваше преподобие. Вот уж беда так беда! Наталья-то крепостная оказывается… Актерка из Есиповского театра.

— Да что ты говоришь, Прасковья Степановна? Как же она на дороге-то очутилась?

— А вот слушай. Танцевала она на театре у господина Есипова в операх и в танцах, и вот, как назло, самому приглянулась. А что за нрав у Петра Васильевича, господина Есипова, небось сам, ваше преподобие, наслышан…

Ну конечно, кто в Казани не знал Есипова! Это был один из тех старых русских бар, ушибленных Талией и Терпсихорой, которые ими же потом и лечились. Он содержал в Казани известный на всю Россию театр. Пока Иакинф был студентом академии, они не пропускали с Саней ни одной премьеры. Конечно, ходить в партер было не по карману: место там стоило рубль, а кресло — два с полтиной ассигнациями, но от премьеры до премьеры можно было скопить четвертак медью, чтобы пробраться на раек.

Он видел у Есипова трагедии "Бот" и "Дмитрий Самозванец", комедии "Приданое обманом" и "Недоросль", оперы "Песнолюбие" и "Нина, или Сумасшедшая от любви". Наемных актеров в театре было всего три-четыре: Волков — режиссер и театральный утилите на всякие роли, Грузинов — на роли благородных отцов да еще кто-то, остальные и все актрисы, по рассказам, были из крепостных. Но играли иные очень натурально, с неподдельным чувством. Лучших своих актеров и актрис Есипов возил даже в Петербург — шлифовать их дарование на столичной сцене. Вот оттого-то лицо девушки и показалось Иакинфу смутно знакомым. Должно быть, видел ее в каком-нибудь спектакле.

— Ну вот. Приглянулась она господину Есипову, — продолжала между тем старуха, — приказал он нарядить ее в наряд Флоры и доставить к себе в загородный дом. А что сие означает девушкам на театре, рассказывать не надобно. Обрядили ее, бедняжечку, в платье кисейное и повезли. Едет она, а сама все глаза выслезила. Только слышит, кучер на козлах песню завел, а сопроводитель — был он дюже навеселе, когда выезжали, и то сказать, масленая — захрапел. Вот она на повороте из санок-то и выпрыгнула. Да вишь, как неловко, ногу подвернула, даже ступить на нее не можно. Поползла к городу. Да где там — уж больно далеко отъехали. А тут и ты подоспел. Вот и вся история. Однако же на театр ни за что воротиться не хочет. Девка-то, по всему видать, из души гордая. Лучше, говорит, головой в прорубь. Как же теперь с ней быть-то — вот в чем закавыка.

Иакинф поднялся из-за стола и прошелся по комнате.

Да-а, вот уж воистину закавыка! С Есиповым он был немного знаком. Встречался на святках у преосвященного. Да что толку в таком шапочном знакомстве? Жил Петр Васильевич, по всем рассказам, широко. Владея десятками крепостных актрис, среди которых было немало хорошеньких, он наслаждениям своим ни меры, ни границ не ставил. К каждой новой красавице относился с неостывавшей, несмотря на годы, жадностью.

— Так что же мы с ней делать-то будем? — прервала его размышления старуха.

— "Что делать, что делать"! Сам голову ломаю.