Отец Иоанн (Крестьянкин)

…Март 1953-го принес в жизнь страны огромные перемены — умер Сталин. В. Р. Кабо вспоминал: «Я встретил отца Иоанна около нашего барака, он, как всегда, не шел, а словно летел, в его руках была газета. „Вот, смотрите, Сталин в гробу — мечта русского народа“. Услышав это, я подумал: кто-кто, а Иван Михайлович знает свой народ. И он не мог быть равнодушен к происходящему в мире, в своей стране, но дела земные он понимал в каком-то высшем смысле, смотрел на них в отношении к Богу и вечности».

Смерть Сталина породила в среде з/к вполне понятное волнение — ожидали амнистии. И действительно, вскоре начались досрочные освобождения. «Много-много людей с радостью и любовью, с напутственным Божиим благословением я проводил домой, — писал о. Иоанн в Москву. — А над оставшимися, в том числе и надо мною недостойным, да будет воля Господня. Утешаю и ободряю всех своих односельчан».

«Жены-мироносицы», разумеется, тоже волновались, предпринимали какие-то шаги, чтобы ускорить процесс освобождения батюшки. На это он терпеливо вразумлял их в письмах: «Напомню всем вам слова Священного Писания: „Многие ищут благосклонного лица правителя, но судьба человека — от Господа“ (Притч. 29: 26). Не от уст ли Всевышнего происходит бедствие и благополучие? „…Ибо не навек оставляет Господь. Но послал горе, и помилует по великой благости Своей“ (Плач 3: 31, 32). „Благо тому, кто терпеливо ожидает спасения от Господа“ (Плач 3: 26). Он дает утомленному силу и изнемогшему дает крепость. Утомляются и ослабевают и юноши, и молодые люди падают, а надеющиеся на Господа обновляются в силе, поднимут крылья, как орлы, потекут и не устанут, пойдут и не утомятся». Не унывайте, мои дорогие!

В сентябре 1953-го переписка с о. Иоанном внезапно оборвалась. Галина Викторовна и Матрона Георгиевна успели порядком понервничать, когда от батюшки пришла весточка уже с другим обратным адресом: «Я здоров. Все обстоит вполне благополучно. Только зрение мое нисколько не улучшается: оно по-прежнему очень слабое. С 12 по 21 сентября я находился в пути следования на новое место жительства». Этим «новым местом жительства» для узника стал лагерь Гаврилова Поляна в Куйбышевской области. Отъезд из Ерцева был таким скорым, что о. Иоанн не успел даже забрать из «кельи» свои книги, о чем очень горевал.

По прямой между 16-м ОЛПом и Гавриловой Поляной — чуть больше тысячи километров. Но лагерный эшелон тянулся через Москву, оттуда — на Сызрань, где этап прошел через местную тюрьму, а уж оттуда пароходом по Волге до Куйбышева (так в 1935–1990 годах называлась Самара). В памяти о. Иоанна осталась такая сцена: «Помню, как вели нас, колонну арестантов в Куйбышеве, навстречу детишки маленькие. Еще всех букв не выговаривают. А миловидная и юная воспитательница хорошо поставленным голосом повторяла детям бессмысленный для них урок политграмоты, говоря про нас: „Вот, детки, враги народа идут“, а они глазенки таращат, и, подхватив за ней непонятные страшные слова, вразнобой и картавя, выкрикивали: „Вляги, вляги“, при этом ласково и приветливо улыбаясь проходящим мимо взрослым. Каковы теперь эти выросшие дети и их милая воспитательница? Вразумила ли их жизнь, доросли ли они до понимания, кто друг, кто враг, где истина, где ложь?»

Лагерь, куда этапировали батюшку, размещался на правом берегу Волги и имел необычную историю. До войны в селе Гаврилова Поляна возвели четырехэтажное каменное здание в стиле модного тогда функционализма. Молва прочно увязала эту постройку с именем Сталина — мол, готовился то ли запасной командный пункт на случай вой- ны, то ли личная дача вождя, то ли штаб округа ПВО. Последнее больше похоже на правду, так как в доме не было ничего особенно выдающегося — ни размаха, ни полета архитектурной мысли. Но потом планы изменились, и в итоге в 1939-м четырехэтажка превратилась в административный корпус лагеря, бараки которого наросли вокруг, словно ядовитые грибы. Кроме того, за колючей проволокой высились двухэтажный цех кожевыделки по изготовлению хромовой кожи, валяльный цех для производства валенок, швейный, где шили рукавицы для строителей ГЭС, прядильный, где изготовляли веревки, и сетевязальный, где плели сети и корзины, мастерская для поделок из дерева и камней, делавшая, в частности, пресс-папье. Заключенные работали также на лесопилке, лесоповале, мощении дорог, обжиге извести, известковых и каменных карьерах.

У Гавриловой Поляны была одна особенность — все ее з/к были тяжелобольными. Сюда со всей страны переводили тех, кто покалечился, вконец одряхлел либо просто находился при смерти от разнообразных хворей. В основном это были «политические», уголовников в лагере было мало. Задача восстановить здоровье заключенных перед охраной, понятно, не ставилась, поэтому Гаврилова Поляна по праву могла считаться одним из самых захудалых лагерей в царстве ГУЛАГа, лагерем-богадельней. О. Иоанн попал туда тоже не просто так, а потому что в архангельском лагере заработал туберкулез. Плюс к этому он считался еще и инвалидом по зрению.