Отец Кристины-Альберты

Во-первых, поведение мистера Камы Мобамбы. Он наблюдал заключительные эпизоды в ресторане со все возрастающим изумлением на широком бронзовом лице. Неужели этот синеглазый человечек и правда завел его не туда? Когда Саргона уводили, мистер Мобамба сделал шаг, словно все-таки собираясь последовать за ним. Затем остановился, задумчиво сдвинул брови и порылся в кармане. С некоторым усилием он извлек лист бумаги, который, казалось, был единственным звеном между ним и Лондоном. Лист теперь выглядел изрядно измятым. Разгладив его на могучей ладони, мистер Мобамба двинулся к управляющему и протянул лист ему.

— Что это еще? — спросил управляющий.

Черный джентльмен поклонился с изящнейшей элегантностью, не опуская листа.

— Не говору англиски, — сказал черный джентльмен. — Португал. Лин-и-Кей. Лемонаолстрит.

Объяснить ему дорогу оказалось крайне трудным.

Тем временем в вестибюле Бобби безмолвно отрекся от какого-либо знакомства с Саргоном. Он все еще медлил там с Билли, удерживаемый странной, почти материнской тревогой за Саргона. Экс-солдаты «слиняли», по красочному выражению владельца шарманки, едва появилась полиция. Мужчина в трауре со всеми его бедами был удален. Но довольно много людей еще оставалось там в смутном ожидании, а юный репортер старался отыскать хоть кого-то, кто понимал редкий и неясный язык Олдхема в попытке найти подтверждение собранным фактам. И еще там находилось несколько полицейских, причем один был явным начальником — красавец в кепи и мундире с галунами.

— Вон он! — сказал Билли, и из зала вывели Саргона.

Пока он шел через вестибюль к вращающейся двери, царила полная тишина. И Бобби почудилось в Саргоне прежде не замечавшееся высокое достоинство. Он не смотрел ни направо, ни налево, а в глазах у него пряталась глубокая грусть.

— Но что они с ним сделают? — спросил Бобби.

— А вы, случаем, с ним не знакомы, сэр? — внезапно спросил начальник.

— Да вовсе нет, — ответил Билли, опередив Бобби. — Никогда прежде его не видели. Просто затянули сюда посмотреть, что происходит.

И своим молчанием Бобби подтвердил его слова.

— У меня нет права приказать вам не толпиться тут, — сказал полицейский чин, многозначительно улыбнулся Билли и сделал знак подчиненным, что они свое дело здесь завершили.

— Лучше пойдем домой, — сказал Билли, правильно истолковав улыбку.

7

Трое друзей сидели у огня в белой комнате с лиловыми занавесками, и Бобби горько каялся в том, что отрекся от Саргона.

— Они забрали его, Тесси, — повторил он в третий раз, — и я не знаю, что они с ним сделают.

— Отпустят, предупредив, — сказал Билли, балансируя на колене чертежную доску. — Насколько могу судить, он ничего такого не натворил.

— А потом? — пробормотал Бобби, глядя на огонь. — Я загляну в полицейский суд и попробую привести сюда, если его отпустят, — добавил он после некоторого молчания.

— Лучше не вмешивайся, — сказал Билли.

А Тесси сидела в кресле между Билли и огнем, поглядывая из теплых теней на сосредоточенный профиль Бобби довольно-таки нежно. И никто ее не видел.

— Его отпустят с предостережением, Бобби, и он сам сюда вернется, — сказала Тесси успокаивающе.

— Ну, конечно, придет, — сказал Билли.

— Вполне возможно, Тесси, — сказал Бобби. — А что, если его не отпустят? — Он встал и постоял у огня. — Пожалуй, мне следует подняться к себе и поработать.

— Да, конечно, — сказал Билли.

— Как продвигается роман? — спросила Тесси.

— Пока не очень, — сказал Бобби. — Пророк мешал сесть и писать. Но я узнал очень много, и это когда-нибудь проявится. Ну, и конечно, я должен разделаться с почтой Тетушки Сюзанны. Тетушка Сюзанна становится все популярнее и популярнее. Вы и вообразить не сумеете, о чем меня спрашивают. И в конечном счете все это тоже материал. Но… требует времени… Конечно, они заперли его в мерзкую тесную камеру. И он поражается, как они не видят, что он правда великий Саргон, вновь явившийся в этот мир… Билли, мир опасное место, опасное, недоброе. Почему они не позволили ему немного порезвиться? А его трогательная крохотная карта Всего Мира наверху? Он ее так и называл: Весь Мир. И его трогательная бумажная звездная моделька, и его трогательная пустая комнатушка, и его трогательная пустая кроватка.

— Протестую! — заявил Билли, откладывая чертежную доску. — Бобби, ты страдаешь патологическим переизбытком сочувствия. Ты — новая болезнь. Типичный случай боббиизма. Хватит и того, что ты открыто выражаешь сочувствие этому дьяволенку Сьюзен, стоит мне ее отшлепать, и тем сводишь на нет всю мою воспитательную работу. Хватит и того, что ты делаешь за миссис Ричмен треть ее работы, потому что ей требуется солнечный свет и воздух. Нет, я даже способен понять твою эмоциональную связь со всякими бездомными кошками и голубями. Но когда ты начинаешь изливать сочувствие на трогательную пустую кроватку в меблированных комнатах, это уже предел. Да, Бобби, предел! Трогательная пустая кроватка! Это уже патология, Бобби, патология!

— Но ведь он же думает о Саргоне, — сказала Тесси. — Ты сходишь завтра в полицейский суд, Бобби?