— Это чертовски хороший нос, Кристина-Альберта, — сказал Лэмбоун. — Доблестный нос. И не умаляйте его. Именно ваш нос пробудил у меня вначале интерес к вам. Вы еще подцепите на него мужа, и он будет его обожать. В наши дни женщинам требуется свобода и индивидуальность; им необходимы чеканные черты и достоинство. Времена кокетливых локонов, лебединых шей и бело-розового цвета лица канули в прошлое. Что не мешает вам, Кристина-Альберта, обладать чудеснейшим цветом лица.
— Расскажите мне побольше о докторе Дивайзисе, — сказала Кристина-Альберта.
Но познакомилась Кристина-Альберта с доктором Дивайзисом не на следующий день. Она отложила эту встречу на день и помчалась в Вудфорд-Уэллс вследствие примечательного послания Сэма Уиджери.
Уиджери переписывались с Примби только по поводу дивидендов, выплачиваемых за долю мистера Примби в прачечной «Хрустальный пар». Возникновение компании было сопряжено с некоторыми трениями, и мистер Уиджери затаил досаду, которую и изливал в нарочитой сухости и краткости своих писем. И вот это письмо, адресованное «мисс Крисси Примби».
— Жди! — сказала Кристина-Альберта, тут же позвонила, откладывая свидание с Полом Лэмбоуном и Уилфредом Дивайзисом, и с воинственным огнем в глазах понеслась на метро на Ливерпульский вокзал.
Когда Кристина-Альберта добралась до Вудфорд-Уэллса, ей почудилось, что прачечная стала чуть-чуть меньше, чем прежде, и ярко-голубые фургоны словно слегка потускнели. Свастики на них были заклеены плакатами, красными буквами объявлявшими: «Под Совершенно Новым Руководством. По всем Вопросам Обращаться к Директору Сэмуэлю Уиджери, Эсквайру. По Заказу».
Она прошла по садовой дорожке к двери дома, который был для нее родным почти всю ее жизнь, и дверь ей открыл сам Сэм Уиджери, увидевший ее в окно.
— Так ты приехала! — сказал он, словно колеблясь, впустить ли ее.
Высокий, сутулый мужчина с широким рябым лицом, без усов и бороды, отвислой нижней губой, большим носом, который при дыхании иногда фыркал, и очень маленькими беглыми карими глазками. Темно-серая одежда плохо на нем сидела, воротничок был обтрепан, а черный атласный галстук с готовым узлом лоснился от ветхости. Жилет у него был расстегнут почти на все пуговицы, пальцы нервно подергивались. Он смотрел на Кристину-Альберту так, словно она оказалась гораздо внушительнее, чем ему помнилось.