– Последний раз! Только для вас! – хрипло закричал старый кукловод и зашелся в надсадном кашле. – Бесплатно! Приглашаю всех! Только одно представление. «Смерть старого кукольника»! Прошу! – он театрально поклонился.
Люди молчали. Старик с жалостью посмотрел на них. В их глазах он видел одно только нетерпеливое ожидание и ни капли сочувствия. Скоты, подумал Фео и побрел домой, уже не оглядываясь. Народ тут же загудел и двинулся за ним.
В хижине старик развесил марионеток на стене и в последний раз сел на свое соломенное ложе.
– Ну, вот и все, – сказал он, с любовью глядя на кукол, – я вас покидаю, детки. Простите старика Фео. Если вам повезет, попадете к детишкам. Дети, они еще умеют играют и любить, как надо. Они обязательно вас полюбят, потому что таких, как вы, нельзя не полюбить. Они не посягнут на вашу чистоту. Если же нет… – кукловод горько усмехнулся, – тогда огонь – не самая худшая доля.
Теперь мой выход. Я стану марионеткой. Набросят петлю и на сук… Хоть в последнее мгновение поживу вашей жизнью. Может, наконец, узнаю и пойму, каково это – быть куклой и висеть на нитке…
Гул за стеной стих, и сквозь наступившую тишину до старика донеслись далекие звуки лязгающих доспехов.
– Пора, – сказал Фео и встал.
Он вышел из хижины и увидел раздавшуюся людскую толпу. В этот живой коридор въезжал всадник. Рядом с ним семенил желтоволосый доносчик, он злорадно поглядывал на кукловода и что-то горячо рассказывал сидящему в седле. За ними следовал отряд стражи. Замыкал шествие толстый небритый палач. Свернутая кольцами веревка висела у него на плече. В руках он нес высокую деревянную скамейку.
Фео поднял руку, чтобы заслониться от солнца, но тут что-то светлое и блестящее мелькнуло перед глазами, старик отодвинул ладонь от лица и удивленно замер.
Из ладони выходила прозрачная серебряная нить. Фео поднял другую руку и увидел вторую нить, точно такую же.
Кукловод тут же забыл обо всем: о приближающемся грозном отряде, о предстоящей казни, о толпе ротозеев, собравшихся поглазеть на его смерть. Фео повернулся к ним спиной и с радостным недоумением смотрел, как сверкающие нити тянутся от него к старой хижине – туда, где остались его марионетки.
Ну, конечно, думал он, эти нити связывали нас всегда, почему же я увидел их только сейчас? Странно, как раньше ему не приходило в голову, что всякая нить – о двух концах, и потянуть можно за любой…
В сердце горячо толкнулась надежда. Друзья мои! Я…
Но тут тяжелая грубая рука легла на плечо старика и рывком развернула его.
Перед кукловодом на холеном жеребце восседал немолодой и суровый вельможа. Фео знал его. Граф Валлен, правая рука герцога, его дальний родственник и верный слуга. О графе ходила равно добрая и дурная молва, говорили, что он жесток, но справедлив.
От графа не ускользнула радость, затаившаяся в морщинистом лице старика. Вельможа удивленно приподнял бровь.
– Ты ли кукольник Фео? – спросил он.
– Я, господин, – сказал Фео, улыбаясь.
– На тебя поступил донос. Ты дерзнул похулить светлейшее имя нашего герцога – это правда?
– Мой господин, – залепетал желтоволосый, – тому есть свидетели…
– Помолчи! – сурово оборвал доносчика Валлен и, обращаясь к старику, потребовал:
– Ну? Отвечай.
– Да, это правда, – сказал кукловод.
– По закону, – холодно произнес вельможа, – лицо, осмелившееся произнести хулу на светлейшего, должно быть тотчас же по доказательстве вины казнено через повешение. Ты сознался, вина доказана. Палач! Исполняй!
Толстяк выдвинулся вперед, осмотрелся, увидел большую раскидистую липу рядом с хижиной. Отыскав глазами подходящий сук, он довольно ухмыльнулся, снял с плеча веревку и принялся мастерить петлю.
Сердце кукловода бешено заколотилось. Что же вы, закричал он мысленно, это же ваша игра! Я всю жизнь наделял вас умом, силой и ловкостью. Теперь ваша очередь. Дайте мне необыкновенную силу! Я раскидаю их, как котят! Сделайте меня чародеем! Я разгоню их молниями с неба! Мы с вами вскочим на коня и умчимся туда, где нет ни герцога, ни его стражи, ни рыбоглазых доносчиков, ни толстых слюнявых палачей с предательскими добродушными мордами, где нет Берта с его фальшивыми марионетками. Ну?! Вы же теперь творцы, вы же все можете!..
Он замер, прислушиваясь к себе, все еще надеясь, что произойдет что-то необыкновенное, что невидимая река хлынет в тело, наполняя его силой давно ушедшей молодости, что вот сейчас он сможет сделать нечто удивительное и…
Палач со скучающим видом приблизился к старику, набросил ему петлю на шею, кивнул в сторону дерева и ласково сказал:
– Пойдем?
Фео в недоумении посмотрел на свои руки. Потом на палача. Обвел изумленным взглядом народ. Нити! Они были на месте!
Но ничего не происходило.
Все правильно, обреченно подумал старик, все так и должно быть. Ничего они не смогут. Они всего лишь куклы, фантазия им чужда. У них нет ни мыслей, ни желаний. Все, что они имеют – мое. Это я дал им. Они умеют играть, но не могут управлять. И, выходит, эти нити бесполезны.
Палач дернул за веревку и нетерпеливо забормотал:
– Ну, пойдем, пойдем…