Отец моего (вы)бывшего

Воронов вынудил меня съездить домой и переодеться, после чего он обещал заехать за мной. Походило на ложь, но мужчина сдержал слово и был у меня примерно через полтора часа.

Когда я села к нему в машину, он с кем-то разговаривал по телефону и хмурился, то быстро свернул беседу, бросив «я понял, до связи» и повернулся ко мне.

— Едем?

Я молча кивнула и пристегнулась, а затем отвернулась к окну.

Михаил тяжело вздохнул, завел двигатель и выехал на дорогу.

— Будешь всю дорогу молчать? — подал голос мужчина, искоса поглядывая на меня. — Может, поговорим?

Я дернула плечом.

— Нам не о чем говорить.

— А о дочери ты поговорить не хочешь? — приподнял он бровь.

— А тебе не кажется, что не совсем подходящая обстановка? — все так же не поворачиваясь к нему, спросила я. — Моя дочь у этой психопатки, а ты тут поговорить решил!

— С Надей все хорошо, — сказал Воронов, пытаясь видимо успокоить и убедить в этом меня.

— Да откуда тебе знать?! — воскликнула я и обернулась. — Откуда? Тебе Рая позвонила и сообщила об этом? После похищения моей дочери прошло более двух часов! А ты запретил мне вызывать полицию! Какой ты после этого отец? Лучше бы ты и дальше ничего не знал! Может, и не было бы всех этих проблем!

— Проблем не было бы, если бы я знал о существовании дочери, — Михаил бросил на меня взгляд и опять уставился на дорогу. — Ты не должна была скрывать от меня этот факт.

Я фыркнула и опять отвернулась.

— Ты бросил меня, — сказала. — Если тебе не нужна была я, то и ребенок подавно. Разве не так?

Сердец пропустило удар.

Разговор все-таки состоялся, и он был неприятным для меня. Я не хотела ворошить прошлое, вспоминать и снова чувствовать ту опустошенность, что и пять лет назад, но обойти все это не удалось, как бы я не хотела.

Воронов некоторое время молчал, продолжая вести машину, а потом проговорил:

— У меня не было другого выбора, Вера. Я узнал об опухоли и решил, что не хочу, чтобы ты проходила через весь этот ужас вместе со мной. Я мог остаться инвалидом или вовсе умереть и именно поэтому бросил тебя, наговорив чуши. Я не хотел, чтобы ты страдала, понимаешь? Я не хотел, чтобы ты ночами плакала, а утром улыбалась и говорила, что все будет хорошо. Я не желал для тебя такой жизни. ты молода и не должна была загибаться рядом со мной.

По коже пробежали мурашки, и я осмелилась посмотреть на Воронова, на лице которого не дрогнул ни один мускул.

— Вот значит как? — по моей щеке скатилась слезинка. — Это уже мне было решать, как быть, понятно? Не тебе! Я все эти годы думала, что бы использовал меня и бросил, а ты!.. Ты солгал!

— И не жалею об этом, — Михаил свернул на узкую улочку и стал петлять между домов. — Те два года были самыми ужасными в моей жизни, и я в любом случае не позволил бы тебе находиться рядом с собой, — он остановился рядом со старой девятиэтажкой. — Приехали. Выходи.

Поджав губы, я дрожащими руками открыла дверцу и выбралась наружу, вытирая со щеки слезу.

— Она здесь? — стараясь сохранить ядовитое спокойствие, спросила я, вглядываясь в окна дома.

— Думаю, да, — Воронов запер внедорожник и подошел ко мне. — Если все идет хорошо, то ты забираешь дочь и уходишь, поняла? А я разберусь с Раей.

Я подняла глаза на Михаила и кивнула, хотя ужасно хотелось броситься ему на шею и заплакать, но… сначала нужно было вытащить из лап этой сучки дочь, а потом можно и поплакать и до конца выяснить отношения.

— Держись за мной, — тихо буркнул мужчина и пошел в сторону подъезда. Я поспешила следом за ним.

Приблизившись к старой ржавой двери, Воронов только-только протянул руку к двум потертым кнопкам на домофоне, как тот пикнул и из подъезда, щурясь от яркого света, вышла бабулька, волоча за собой авоську.

Остановившись в дверях, она подняла глаза на Мишу и цокнула языком.

— А вы из какой квартиры-то? — прищурилась она, разглядывая нас.

Я бросила взгляд на напряженного Воронова, который как и я не ожидал, что на пути у нас встанет какая-то бабка.

— Мы в сорок пятую. Подруге ребенка оставили для присмотра, идем забирать, — мужчина уверенно приобнял меня за талию.

Бабка, пожевав губу, кивнула.

— Ну, понятно, — она, наконец, выползла за пределы подъезда, позволяя нам пройти, и толкнула лежащий рядом камень ногой. — Подопри дверь, милок, будь добр. Ссаньем кошачьим воняет от соседки с первого этажа, сил моих нет! Пускай проветрится!

Михаил без комментариев сделал, как просила бабка, а потом вошел в подъезд и потянул меня следом.

Мы поднимались пешком на четвертый этаж, потому что Воронов снова отказался ехать на лифте. Я собственно и не настаивала на этом, сама бы в такой старый не полезла, но все же было интересно, почему мужчина постоянно избегал их. Собственно, я его об этом в лоб и спросила.

— Почему ты никогда не заходишь в лифты?

Михаил остановился на ступенях и оглянулся через плечо.

— У меня клаустрофобия, — без колебаний ответил он и продолжил подъем.

Ах, вот оно что…

— А откуда ты знаешь, что Надюшка здесь? — задала я следующий вопрос, осматривая обшарпанные стены. — Откуда ты вообще знаешь об этом месте? Здесь ваша штаб-квартира?