Отец моей малышки (СИ)

Вот примерно все, что я слышала за последние два часа нашего с Масюней пребывания в этой тюрьме. Два часа трясучки, когда зуб на зуб не попадает и до тошноты страшно за жизнь маленького, невинного ребенка, который по твоей вине оказался в такой ситуации.

И мало того, что страшно – еще и надо показывать ей, что все хорошо! Что мы здесь не пленницы, а просто в гости приехали.

– К кому? – допытывается встревоженная Масюня. – К кому в гости?

Я не имею никакого понятия к кому. Тот человек в дорогом костюме сказал, что я скоро узнаю. А пока должна вести себя как паинька и не пугать ребенка. Чем я и занимаюсь, хотя на самом деле хочется кричать, царапаться и разбивать окна стульями.

Спустя полчаса нашего заключения дверь открывается и в комнату, оборудованную как офис, входит молчаливый мужчина – один из тех, кто остановил такси под видом полиции и переманил нас с Масюней в якобы полицейский «уазик».

– Поешьте, – коротко говорит он, ставя на стол поднос из Макдональда, и под моим ненавистным взглядом уходит.

– Макдональдс! – радуется Масюня, которую кормят фаст-фудом хорошо если раз в полгода, бросается к столу и, похоже, больше ее ничего не волнует и не пугает. Следующие полчаса у нас уходят на распаковывание вкусно пахнущих бумажных свертков и поедания всего, что на столе. Масюня вполне всем довольна, и мне невольно передается ее спокойное, сытое состояние – вряд ли нас кормили бы, если бы собирались убить.

И только когда она начинает тереть глазки – впервые за долгое время не поспала в обед – меня снова начинает потряхивать от страха.

Как можно спокойнее, я оставляю ее играться у окна с куклой, и иду стучать в запертую дверь.

– Эй, вы там… Откройте! – требую негромко, чтобы Мася не услышала.

И снова это занудное:

– Не положено. Сидите тихо, дамочка.

Я повышаю голос.

– У меня ребенок устал! И… и нам надо в туалет!

За дверью замолчали, явно размышляя на тем, что я сказала.

– В туалет можно… – буркнул наконец этот тупой мужлан.

В двери проворачивается замок, сама дверь начинает открываться, и пока это происходит, я лихорадочно соображаю. Наброситься на него с кулаками? Ногтями в лицо? Треснуть чем-нибудь по голове?

Коленом в пах! Как Саша меня учил когда-то – после того, как на нас напали тогда на Манхэттене! Навалиться на ничего не ожидающего мужчину, прижать локтем под подбородок к стене и изо всех сил коленом между ног…

Тело действует быстрее, чем мозг успевает дать добро на столь рискованные действия.

Хрясь! – голова вошедшего как по заказу врезается в стену, подпертая моим локтем. Шшшмяк! – мое колено входит в мягкие ткани незащищенного паха мужчины, словно нож в мягкое масло.

Звук, который он издает при этом, сползая на пол настолько ужасен, что я отчетливо понимаю – если не убегу, мне п****ц.

– Мася, за мной! – ору дочери – тут уж не до церемоний. И сама бегу к ней. Подхватываю на бедро, она почти идентичным движением успевает подхватить куклу, и мы обе несемся мимо осоловевшего от боли, хрипящего охранника. Не разбирая дороги, мы с ней бежим куда-то по бесконечным коридорам офисного здания – явно заброшенного и заросшего паутиной и пылью, все дальше и дальше вперед, потом вбок, потом вниз, по лестнице… И наконец, остановившись немного перевести дух, я разбираю то, что, захлебываясь, лепечет дочь, дергая меня за волосы и пытаясь изо всех сил привлечь мое внимание.

– Дядя Саса… там дядя Саса… Ему больно… Бах… Стукнули в лицо…

Я замираю.

– Где дядя Саша?

– В окоске… На улице… там… – она показывает ручкой в ту сторону, из которой мы пришли. – Я видела! Надо спасти его!

И она вдруг расплакалась у меня на руках. Я же совершенно теряюсь. Полностью цепенею, впадая в состояние, которое американцы называют «brain freeze». Что делать? Бежать обратно? А если ребенок ошибся? Если увидел кого-то другого, похожего на него?

А даже если и его… Я сжимаю челюсть. Даже если нас всех троих похитили и привезли сюда неизвестно зачем… Прости, Саша, но ребенок мне важнее. Тем более, если там несколько бандитов наподобие того, которого приставили к нам с Масюней – что я смогу сделать?

Нет. Надо продолжать побег.

– Шшш… Тихо, малыш… тихо… – успокаиваю я дочу. – Мы потом обязательно вернемся и спасем дядю Сашу. Даже лучше – мы выберемся отсюда и вызовем полицию. Хорошо?

Растирая кулаком слезы, всхлипывая, она кивает.

– Хоосо… Идем быстее тогда..

А вот тут я с ней совершенно согласна. Объясняю ей, что надо бежать не только быстро, но и очень тихо, чтобы плохие дяди, которые побили «дядю Сасу» не услышали, мы продолжаем наш побег.

Прокрадываемся мимо лифтов, один из которых как раз собирается остановиться – на этом же этаже! Понимаю, что не успею добежать до лестницы вниз – в цокольный этаж, я бросаюсь к самим лифтам и прячусь за перегородкой, отделяющей от них маленький закуток с оконцем для вентиляции.

– Молчи… – горячо шепчу дочке на ухо. – Пожалуйста молчи…

И она молчит, в страхе прижавшись ко мне всем своим маленьким, дрожащим телом.