Отец моей малышки (СИ)

– Чуть-чуть твоего коньяка выпила, – она презрительно пожимает плечами. – Подумаешь…

– Чуть-чуть? Это сколько? Прости, но я не знаю твои нормы.

– Какая тебе разница? Мне было скучно. Я ведь не привыкла еще к роли наложницы.

Издевается, понимаю я. Набралась специально, чтобы позлить меня. Наверняка и бардак развела с той же целью. Что ж... Изобретательно, усмехаюсь я, глядя, как слегка пошатываясь, она дефилирует по коридору по направлению к выделенной ей комнате. Изящно огибает брошенное посреди коридора полотенце и две скомканные кухонные салфетки, которыми она явно пыталась вытереть что-то с пола…

Иду за ней. И еле успеваю подхватить ее, перед тем как она поскальзывается на том самом, что пыталась, по всей видимости, вытереть.

– Пусти! – тут же начинает отбиваться она, похожая на дикого, шипящего котенка. – Немедленно отпусти меня!

– Затихни! – рявкаю негромко, чтобы не напугать Машу. И слегка подбрасываю ее на руках, чтобы легче было нести. – Молчи и не вздумай сопротивляться, если не хочешь, чтобы я напомнил тебе о последствиях!

У меня нет другого выхода, кроме как напомнить ей о ее подневольном положении. Тем более, что она это себе напоминает каждую секунду, судя по тому, что успела так надраться в мое отсутствие.

Лиля послушно затихает, с видом великомученицы обвисая в моих руках. Я бы конечно хотел, чтобы она обнимала меня за шею во время того, как я несу ее, но и на том спасибо, что перестала брыкаться.

– Я знаю, что тебе нужно! – торжественно объявляю ей. И, надеясь, что Машенька будет увлечена еще как минимум пятнадцать-двадцать минут, заношу Лилю в ванную комнату, прикрывая за нами обоими дверь. Сдергиваю с гладких, загорелых плеч халат… и замираю, улавливая резкий, судорожный вдох, вырывающийся из ее рта. Она тут же спохватывается и прикусывает нижнюю губу – видимо, чтобы больше не ахать.

Я не хочу давать себе надежды. Она просто напугана. Напугана и не ожидала от меня такого откровенно-агрессивного напора.

Ничего, успокаиваю себя... Пусть понервничает – в следующий раз десять раз подумает, прежде, чем играть со мной в такие детские игры. Еще бы в тапки мне нассала, ей богу…

– Ты серьезно думала, что я куплюсь на это? Что поверю в то, что ты свинья и алкоголичка, испугаюсь и выставлю тебя из дома? Серьезно?

Лиля продолжает кусать губы, не отвечая мне и не открывая глаз, я же продолжаю раздевать ее. И еще не успев стащить через ее голову футболку, замечаю – ахала она неспроста! Ее грудь под тонкой тканью выдает ее с головой! О да… Мои глаза расширяются при виде призывно-соблазнительной картины... Невероятно! Охренительно! Мечтал об этом все эти четыре года!

Но надо сдержаться. Надо. Потому что привел я ее в ванну совсем не для этого и к сладкому хочу приступить тогда, когда она будет готова не только телом, но и душой.

– Садись, – приказываю, подталкивая к стоящей рядом с зеркалом кожаной тахте. Она на мгновение приоткрывает глаза, чтобы увидеть куда и испуганно смотрит на меня.

– Зачем? Там же Маша в комнате! Ты что, хочешь?..

– Садись! – рявкаю уже громче. – Если не желаешь, чтобы я засунул тебя под душ в штанах!

Она безвольно падает на тахту, и я быстро, стараясь поменьше касаться гладких ножек, стягиваю с нее легкие, домашние треники. После чего отворачиваюсь, иду к душу и включаю его, настраиваю воду на прохладно-теплую, намереваясь постепенно охладить ее, когда Лиля привыкнет.

Нет ничего лучше холодного душа, если надо протрезветь. А протрезветь ей было необходимо – не гоже ребенку видеть свою мать пьяной. К тому же, неизвестно, что она может малышке наговорить в таком состоянии.

– Я в белье останусь, можно? – обнимая себя руками и вся дрожа, умоляет меня Лиля.

Мне до зуда в пальцах хочется заставить ее встать и медленно, самому, стянуть с ее бедер трусики, расстегнуть лифчик, поглаживая шелковисто-гладкую кожу пальцами…

– Можно, – сжаливаюсь, вовремя вспоминая, что купил ей в подарок новое белье, и если она намочит то, что на ней, это будет отличный повод уговорить ее переодеться в новинку. А новинка там такая, что искупит все мои страдания при одном только взгляде на нее…

– Холодная… – жалуется моя дикарка, и я снова сжаливаюсь, делая воду теплее. И еще теплее, уже почти комфортную.

Так себе из меня тиран и диктатор.

Тихо повизгивая, Лиля переступает через порожек душевой и заходит под сильные струи воды.

И я плыву. Не могу оторвать голодного взгляда от ее голой спины, от лопаток, безжалостно зажатых лифчиком и от плавных, покатых бедер, вокруг которых вода образует изящные водопады... Воздуха вдруг не хватает в груди и приходится сделать глубокий вдох, громкий настолько что Лиля слышит его даже под душем. Поворачивает голову и смотрит на меня через плечо из-под пушистых ресниц… И этот загадочный, томный и без сомнения зовущий взгляд заставляет меня сделать шаг назад – чтобы не шагнуть вперед, к ней, и не наделать глупостей.

– Сними… сними лифчик… – хрипло прошу, сползая по стене на тахту. Именно прошу, акцентируя голосом, что она вольна не делать этого, если не хочет.