Отец моей малышки (СИ)

– Да как ты смеешь, девка ты подворотная! – вторит ей моя мать, драматично вздергивая руки к небу и пытаясь перекричать. – Поверить не могу, что мой сыночек взял себе такую…

– Молчать! Обе! – реву своим самым страшным, «громовым» голосом. О, я умею реветь басом так, что все вокруг приседают от страху.

Медленно, пытаясь успокоить заходящееся сердце, захожу в прихожую. Оглядываюсь… и удовлетворенно кивают – сидят. Обе. Мать опустилась на трюмо, Лиля тихонько сползла на ослабевших ногах на стул возле дверей гостиной.

– Что за вопли? – тем же голосом, не меняя интонации, спрашиваю, оглядывая их обеих тяжелым взглядом. – Вы с дуба рухнули так орать? Ребенок на улице плачет от страха!

Насчет ребенка я, конечно, преувеличил, но у Лили срабатывает материнский инстинкт. Она дергается с пола, пошатываясь, поднимается и, с опаской обходя меня, спешит к выходу.

Я перевожу взгляд на мать.

– Ну и что ты здесь учудила? Кто дал тебе права оскорблять мою женщину? Да еще и мать моего ребенка?!

Мама приходит в себя и гордо задирает подбородок.

– Кто дал тебе права не рассказывать мне про то, что нанял суррогатную мать и у меня есть внучка?! Сколько ей? Четыре? Почему она до сих пор с этой сумасшедшей женщиной, а не с тобой?

У меня слегка отвисает челюсть. Мягко выражаясь.

– Кто тебе сказал, что Лиля – суррогатная мать?! Откуда ты взяла этот бред?

Мама встает, отряхивает платье от невидимых пылинок.

– Я бы так ничего и не узнала, если бы твоя Алла случайно не проговорилась! Бедная женщина! Каково ей было все эти годы… Конечно, она мне никогда не нравилась, но говорила она совершенно искренне, я по голосу чувствовала…

– Что?! – я отшатываюсь и вынужден прислониться к стене. У себя в голове я слышу гомерический смех бывшей любовницы, которую я имел глупость еще лет пять назад познакомить с матерью...

А ведь Алла не шутила, когда сказала, что не оставит нас с Лилей в покое...

– Твоя ассистентка рассказала мне, что эта дрянь нарушила договор и не хочет отдавать тебе твоего ребенка, – мама осуждающе крутит головой. – И что ты ее жалеешь и не забираешь дочку силой, – она останавливает мои готовые вырваться изо рта слова – по большей части ругательства. – И то, что ты будешь все отрицать, она тоже предупредила, так что даже не старайся! Лучше позволь мне самой со всем разобраться! Я уже вызвала своего адвоката, раз твой с ней не справился.

Я издаю глухой стон и несколько раз бьюсь затылком об стену за моей головой. Более идиотской ситуации и не придумаешь. Идиотской? Страшной! Потому что если я сейчас не выгоню из дома собственную мать, то порушу все, чего с таким трудом за эти пару дней добился! Пусть это немного, но все же лучше, чем пощечины и вопли «ненавижу!»

Не говоря уже о том, что Лиля просто может наплевать на мои угрозы и уйти. Не стану же я приводить их в исполнение и на самом деле отбирать у нее Машеньку!

Что ж… Иного выхода я не вижу.

– Я не знаю, кого ты там вызвала, мама, но у меня в доме вы встречаться не будете. Надеюсь, ты еще не отпустила такси?

Мать бледнеет.

– Ты что, меня… выгоняешь? Ради этой…

– Я прошу тебя уехать и приехать, когда ты будешь готова выслушать меня. И извиниться перед девушкой, малышкой и бабушкой. Лиле еще учиться сегодня, а ты ее довела до такого состояния.

– Что?! Она еще и студентка? Ты заимел ребенка от студентки? – мать начинает обмахиваться каким-то журналом, с таким видом, будто сейчас упадет в обморок. Выглядит это настолько натурально, что я невольно делаю шаг к ней, чтобы поддержать в случае чего.

– Не твое дело, кто она, – прочно беру ее повыше локтя в дорогом пальто. – Для тебя она не студентка, а Лиля. Лилия Владимировна Печерская, если тебе интересно.

– Неинтересно! – мать вызывающе фыркает. – Она меня оскорбила! И я не собираюсь терпеть ее в этом доме!

– Это мой дом, если ты не забыла, – напоминаю ей. – Ты имела право останавливаться в нем, когда пожелаешь побыть на природе. Но отныне здесь будет новая хозяйка, и ты будешь приезжать сюда только с ее разрешения.

Мать картинно закидывает руку на глаза.

– Боже! Меня выгоняет из дома родной сын, потому что его охмурила какая-то прошмандо…

– Вон отсюда! – рявкаю своим знаменитым басом, сам в ужасе от того, что реально прогоняю родную мать. Она ахает, подхватывается и уже готова в возмущении покинуть дом…

– Простите, что вмешиваюсь… – в дверях показывается голова Светланы Михайловны. – Извините, ради бога, но… может, мы с вашей матушкой попробуем… поговорить?

Мы молчим, причем мать смотрит на потенциальную сватью с нескрываемым презрением. Но молчит.

– Да гори оно все… – я в сердцах рублю рукой воздух. – Хоть уговоритесь тут!

И штормом вылетаю из прихожей в предбанник, а потом и на улицу.

Останавливаюсь на широком крыльце, вдыхаю по-осеннему прохладный, вечерний воздух.

– Что ж все так сложно-то? – бормочу, прикрывая глаза и желая только одного – чтобы, кроме меня, Лили и Машеньки, тут больше никого не было. Вообще никогда!