Отец моей малышки

Успокоиться от увиденного на экране мобильника непросто. До такой степени непросто, что приходиться еще пятнадцать минут сидеть в кресле за столом, ссылаясь на какие-то несуществующие неотложные дела.

К счастью, тело успевает остыть к приходу следователя.

О да! Как я и заподозрил, в порошке кофе обнаружили наркотическое вещество – довольно редкое, порождающее сильный эмоциональный всплеск пополам с нервическим возбуждением и неукротимыми вспышками гнева. Предположительно, зная, что я буду встречаться с Лилей, Алла подала мне кофе, щедро сдобренный этим самым веществом – вероятно, рассчитывая на то, что я не сдержусь и в гневе натворю каких-нибудь непоправимых глупостей.

И я, без сомнения, натворил бы дел, если бы не Владислав, сдержавший меня – за что я буду благодарен ему по гроб жизни.

Но откуда сама Алла узнала про побег?! Откуда узнала про билеты, которые купила Лиля? Как вообще оказалась в курсе всей этой операции перехвата и похищения матери моего ребенка?!

– Есть кто-нибудь, кого вы еще подозреваете, кроме ассистентки? – бубнит следователь. – Враги, тайные враги, возможные враги, родственники, в которыми вы не поделили имущество, бывшие жены, невесты, их женихи?

– Нет, нет и нет, – отвечаю, раздраженный тем, что меня сбили с ходы мыслей. – Только Аллу. Когда думаете официально подать в розыск?

Следователь вздыхает.

– К сожалению, пока нет оснований считать ее официальной подозреваемой. Все ваши выкладки – на уровне домыслов. У нее нет ни мотива травить вас, ни средств к добыче столь дорогого и редкого наркотического средства. К кофе имело доступ достаточно много людей, а то, что она порекомендовала своей заместительнице подавать его вам – ни о чем не говорит. Это ведь действительно ваш любимый сорт, не так ли?

Скрипнув зубами, я киваю.

– Вот если бы был хотя бы косвенный мотив… – следователь с надеждой смотрит на меня. – Мы, конечно, пригласим ее на допрос, но если она не захочет ничего говорить, у нас не будет никакого повода ее задерживать. Может, вспомните, по какому поводу ваш ассистент могла захотеть накачать вас наркотиком? Может… между вами были личные отношения? Другая женщина появилась? Нет?

Я упрямо мотаю головой в ответ на все предположения. Еще не хватало привлекать на данном этапе Лилю. Во-первых, судя по нашему с ней последнему разговору, моя девочка и так на взводе, и неизвестно как поведет себя в присутствии представителей власти. А во-вторых, как я вообще объясню детали ее пребывания в моем доме, да и сам «мотив» отравительницы? Не рассказывать же, что Алла хотела, чтобы я взбесился от того, что свободная женщина с недоказанно моим ребенком собирается воспользоваться правом свободного передвижения?

Да и вообще, если Алла знает про побег и похищение – а она явно знает – следует осторожнее вмешивать стражей порядка.

Охренеть… Дожили. Я устало откинулся на спинку кресла, провожая уходящего следователя глазами. Две женщины в моей жизни и обе могут надолго упечь меня за решетку.

Довольно резко звонит телефон, и я вздрагиваю. Давно привык к тому, что на телефоны в моем офисе отвечает ассистент, а у меня лишь нежно тренькает коммутатор, в случае если звонок достоин моего внимания. Однако теперь отвечать некому – студентка Лида в больнице, отравленная доцентом Аллой, и все приходится делать самому.

Еще раз тяжело вздыхая, я отвечаю.

– Зорин. Слушаю.

– Так и думала, что ты не поставишь на телефон прослушку… – слышу знакомый, по лисьему мягкий голос. – Ты такой наивный, Саш…

Вот ведь правду говорит – помяни черта, он и появится.

– Мне интересно, как я пропустил тот момент, когда ты рехнулась, Алла? Вроде нормально вела себя, на стенки не бросалась…

– Бросалась, поверь мне, – жестко отвечает она. – И бросалась, и выла, и орала в подушку, чтобы соседей не пугать. Я ведь тебе лучшие годы отдала, Сашуль. Уже домик для нас присматривала в Подмосковье, куда твоя маман не сунется… Таблетки уже месяц как не пью. Это больно, Саш, когда вся твоя жизнь рушится в одночасье из-за какой-то...

– Заткнись! – прерываю ее, прежде чем она обзовет Лилю какой-нибудь гадостью. – Я совершенно ничего тебе не обещал, если ты помнишь. А то, что ты натворила в своем ревнивом безумии, называется уголовное преступление.

– Докажи его, – я прям вижу, как она равнодушно пожимает плечами. – Я ведь больше не буду тебе сюда звонить – надо было раньше соображать и устанавливать на телефоны жучки. А теперь уже поздно, и я всегда всё буду отрицать.

– Почему ты так уверена, что я этого не сделал? – сурово спрашиваю.

Она смеется.