Отец моей малышки

– Ты… – глаза Андрея ужасно близко – так близко, что я вижу свое отражение в его расширенных, потемневших зрачках, окруженных полопавшимися сосудами. – Ты… смеешься надо мной… сука… продажная дрянь… Убью!

– Я не… хотела… пусти… – в глазах моих темнеет, остатки воздуха застревают в легких, разрывая их болью. – Андрей… Что ты делаешь…

Я пытаюсь оторвать его руки на своей шее, и на мгновение мне это удается, что позволяет хватануть ртом воздуха еще на пару секунд… Но пальцы снова сжимаются – крепче прежнего сдавливая трахею…

Он убьет меня… отвлеченно понимаю, глядя в уже совершенно безумные, черно-красные глаза. Задушит прежде, чем сюда доберется мой любимый.

Дверь неожиданно сотрясается с другой стороны, и я вдруг понимаю, что все это время мы толкались с обратной стороны, а дверь-то открывается внутрь! И для того, чтобы тот, кто пришел ко мне на помощь в эту ужасную минуту, сюда попал, мне надо как-то отползти!

И одновременно оттолкнуть сошедшего с ума Андрея.

Из последних сил, уже теряя сознание от удушья, я хватаю этого кретина за запястья и бросаюсь на него, вперед…

За моей спиной, уже отдаленно, словно сквозь вату, я слышу грохот двери, которую выламывают, вырывают с петель, но обернуться не успеваю – меня накрывает равнодушная, глухая и пустая темнота…

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

Глава 22

– Ннна… – выбив дверь и увидев, что моя девочка отключилась, с руками этого ублюдка на своей нежной шейке, я уже не в состоянии сдержаться. Понимаю мозгом, что он нахлебался Аллиной дряни и ничего не соображает, и в принципе, наверное, не виноват… Но если бы кто ехал на велосипеде и сбил бы не по своей воле Лилю, я бы его тоже избил.

Тем более, что говнюк все никак не хочет успокаиваться – размахивает своими кулачонками, которыми только женщин и душить. Глаза выпучивает, хрипит, орет, плюясь на меня слюной…

Возможно, полопавшиеся в глазах сосуды – не очень хороший знак и парню нужна помощь… но я не санитар. Укладываю его первоклассным хуком в подбородок и бросаюсь к Лиле, которая – слава богу! – уже приходит в себя.

– Детка… родная моя… ты в порядке? Сильно ударилась? Дышать может? – аккуратно, как хрустальную вазу, приподнимаю ее голову, осматриваю шею со следами пальцев, которые останутся еще надолго...

Она глядит на меня пару секунд ошалелым взглядом, медленно моргая пушистыми ресницами… А потом, так же медленно замахиваясь, влепляет мне довольно сильную, учитывая ее состояние, пощечину.

– За что? – интересуюсь, даже не пошевелившись.

– За то… – она резко вдыхает воздух, чтобы заполнить легкие… – за то, что я целых пять минут думала, что ты меня бросил.

Потом размахивается и влепляет по моей щеке еще раз. И снова я держу себя джентльменом, не моргая даже глазом.

– А это за что?

– За похищение. И за то, что не доглядел за своей сумасшедшей любовницей.

Несмотря на чуть не приключившуюся беду, мою душу заливает нежность, и я еле сдерживаю улыбку.

– Одна пощечина за два проступка? Я не против.

– Если бы не подоспел вовремя, было бы две.

Мы одновременно громко сглатываем и замолкаем – если бы я не подоспел вовремя, скорее, всего, мы бы сейчас вообще не разговаривали. Я не держал бы ее в руках, не тонул бы в огромных, медово-солнечных глазах…

Тупой ублюдок, душивший ее, не лежал бы сейчас в беспамятстве, сраженный моим кулаком, а эта тварь Алла…

Я резко поднимаю голову. Я ведь даже не связал ее! Зашвырнул в ближайший кабинет, подпер дверь пустым столом и бросился сюда – спасать мою Лилю. Хоть бы полицию вызвал, идиот!

С пару секунд подергавшись – туда или сюда – решаю, что скорая для Лили важнее. Да и для этого молодого кретина тоже – ведь неизвестно еще, чем их опоили и какие будут последствия…

Достаю телефон, вызываю скорую, полицию… Однако последнее не успеваю – Лиля хватает меня за руку.

– Стой! А вдруг они узнают, что ты меня похитил!

Поднимаю бровь.

– А ты разве против? Сама же еще недавно грозилась сдать меня.

Она краснеет, и я готов прыгать от радости – была б серьезно ранена, не смущалась бы так явно. Не выдерживаю, приподнимаю ее еще выше и целую… прижимаюсь к разгоряченному лбу щекой. Слишком разгоряченному… даже очень…

– Какая-то ты теплая, – озабоченно бормочу, проверяя температуру губами, потом тыльной стороной руки… Все же правильно я вызвал скорую.

Дотягиваюсь до бутылки с наркотическим ядом, открываю, подношу к носу, нюхаю… Что за дрянь тебе споили по моему недосмотру, любовь моя… Что за неведомую, лютую гадость?

Скорее бы уже приехали медики и во всем разобрались… И они едут, спешат нам на помощь – звуки скорой уже прорезают все остальные, внушая надежду на то, что все отныне будет хорошо…

И в этот момент на мой телефон брякает сообщение.

Я уже почти не сомневаюсь в том, от кого оно. Жалею только, что не забрал у этой гадины телефон, прежде, чем запер ее в соседнем кабинете.

Однако сообщение вовсе не от нее. Оно… от… от меня?