Отец моей подруги. Тайная беременность (СИ)

- Ну как… как…? Как это обычно бывает у молодых преподавателей, которым студентки знаки внимания оказывают?

Я ошарашенно отступила назад, распахнув ресницы.

Ректор все знает. Обо мне и о Резникове.

Его уволили?! Уволили… А меня? Что будет со мной? Отчислят теперь? Мамочки, что же мне делать?

- Странно это всё, конечно… - задумчиво протянул ректор.

- Что странно…? – переспросила, онемевшими от страха губами.

- Конкретики никакой! А я так не люблю! Когда без конкретики!

На миг прикрыла глаза, собираясь с мыслями.

- Арнольд Венедиктович, Вы о чем?

- Анонимная жалоба на него поступила. О совращении студенток.

Кивнула. Жалоба. Анонимная. Пашка постарался? Он ведь нам угрожал.

- Но жалоба эта – филькина грамота. – продолжил мужчина. Таких в год мне сотни на стол ложатся. Обиженных студентов то ведь полно. Кто за двойку мстит, кто еще за что. Пойди разбери их.

- Тогда почему… Вы его уволили из-за этого? Его ведь и оклеветать могли… Вы же знаете!

- Да знаю конечно! – недовольно отозвался Арнольд Венедиктович. – Вот только по правилам, я обязан беседу провести с преподавателем, на которого жалоба поступает. Да и не беседа это вовсе! – мужчина махнул рукой. – Формальность чистая. Я спрашиваю, преподаватель отрицает. Доказательств нет. Все свободны и счастливы. Но тут не так вышло…

- А как…?

- Резников отрицать ничего не стал…

- Не стал…? – шёпотом, забывая дышать.

- Не стал. – пожал ректор плечами. – Я уж ему и так и этак намеки делал. Мол, доказать все равно ничего не смогу. Анонимная жалоба на то и анонимная, что спросить потом не с кого. А он уперся и стоит на своем. Совращал, говорит, виноват. Увольняйте.

- А кого… совращал-то? Вы знаете? – со смертельным обречением в голосе, переспросила.

- Так в том то и дело, что нет. Сам Резников говорить отказывается. А студенты… Студенты все разное говорят…

- Что говорят…?

Ректор неопределенно качнул головой.

- Говорят, что ночью студентку в его домике видели, когда за город ездили… Да и много чего еще…

- Это неправда, Арнольд Венедиктович. – я поджала дрожащие губы. – Эта студентка к нему за таблетками заходила. Я лично могу подтвердить.

Ректор раздраженно захлопнул лежащую перед ним книгу.

- Вот ты, Никифорва. Ты же его помощницей была. Ближе всех к Резникову находилась. Ты замечала с его стороны что-то… не соответствующее уставу преподавателя?

Я сделала вдох поглубже. Посмотрела ректору прямо в глаза.

- Не замечала, Арнольд Венедиктович.

Мужчина развел руками.

- Дело зашло в тупик. А разбираться в нем у меня времени нет. Признание Резникова есть, его я без внимания оставить не смог. Но за неимением большего, позволил ему заявление по собственному желанию написать, чтобы карьеру не рушить. Найдет еще ваш Резников новую работу, не беспокойтесь.

Ректор с добротой улыбнулся. По-свойски мне подмигнул.

- Иди, давай, Никифорва. Иди. И остальным передай, чтобы больше с этим вопросом ко мне не приходили.

- Передам, Арнольд Венедиктович. - прохрипела, пятясь к двери.

Спряталась в туалете. Отдышалась, плеща в лицо холодной водой.

Кто подал жалобу? И почему Резников не стал ничего отрицать? И где он, черт побери, пропадает? Неужели так сложно ответить на мой звонок?!

Схватила мобильник. Уже без надежды еще раз набрала его номер. Гудки - безжизненные, холодные и бесконечно длинные.

Со злостью бросила телефон возле раковины за миг до того, как он подал сигнал. Пульс встрепенулся. С надеждой взглянула на экран.

Нет. Это не он. Это всего лишь мама.

ЧЕРТ! Это мама! И она завтра должна приехать, чтоб навестить меня!

Я упала спиной на кафельную стену.

Со всем этим мракобесием, что творится вокруг меня, я совершенно забыла о приезде родительницы.

А ведь мне предстоит рассказать ей о внуке…

***

- Пополнела. – мама придирчиво меня разглядывает, пока я суечусь возле плиты.

Отмахиваюсь, нервно смеясь.

- Ты же сама мне всю жизнь говорила, что я слишком худенькая. Вот я питаться начала по-хорошему, набираю немного. – лепечу, а сама усердно помешиваю жареную картошечку на сковородке. От ее запаха немного тошнит.

- Ой, - мама машет рукой. – Ну кому ты рассказываешь? Небось гадость всякую ешь на обеде, вот она и откладывается в бока.

- Нуу… Вам не угодишь. – говорю я с улыбкой.

Пока свистит чайник, задумчиво уставляюсь в окно. За окном поздний вечер. Мама приехала на день, не больше. Сегодня останется у меня ночевать.

И долго тянуть с разговором не стоит. Чем больше тяну – тем тяжелее камень вранья, повисший на шее.

- А Катя то твоя где? Я вот вам закруток привезла. – родительница кивает на сумку в прихожей.

Округляю глаза.

- Полную сумку? И ты ее сама тащила?

Мне матушку встретить не удалось, с учебы не вырвалась. А она пары часов на вокзале куковать тоже не захотела.

- Да что там тащить-то? – самодовольно фыркнула мать, преисполненная чувством гордости за себя. – С поезда на такси. Не на горбу же.

Настоящая русская женщина. И коня на скаку, и в горящую избу… Я вот никогда так не умела. В быту у нас больше Катя завхозом была, а я так… - максимум в магазин за печеньками сбегать.