– Я только утром узнала, что беременна, и уже все прелести. И еще хочется эклеров с паштетом и сырой рыбы! – пожаловалась она мужу. – И чтобы спина не болела!
– Ложись на стол, – предложил Корнелиус. – Сейчас я тебе поглажу спину, и ты будешь бодрая и весёлая. А потом пойдем обедать.
– А ещё что-нибудь для бодрости, любимый? – мурлыкнула Миррей, блеснув клыками и послушно, изящно укладываясь животом на стол.
– Нет, моя королева, – вздохнул мэтр с неподдельным сожалением. – Доктор запретил нам «ещё что-нибудь» на месяц как минимум.
Королева с досадой стукнула кулачком по столу. Руки мужа нежно и сильно гладили ей поясницу, и тянущая боль уходила.
– Как это я прогадала, – проворчала она. – Не надо было угрожать его уволить из-за бокала мельтийского в день. Ты ведь лучше мельтийского, Корнелиус.
– Уж надеюсь, – ответил он так серьезно, что только глухой не услышал бы в этой серьезности иронии.
ГЛАВА 15. Лёд тронулся
– Гейб, тебе письмо. – Вилда вышла из кабинета и обнаружила Гроула в гостиной, играющим с детьми. Какая это была игра: «дети погребают павшего в неравном бою с силами зла оборотня» или «дети уже уложили павшего оборотня в драгоценном мавзолее и встали в почётный караул», – Вилда не поняла. Гроул очень натурально дрых посреди ковра, засыпанный кубиками, колечками от пирамидки, машинками, зверюшками и мячиками, а дети сидели по бокам, как каменные львы на Королевском мосту в Веншице. Морна что-то лепетала, Ринор подгукивал.
Морна, которая была старше Ринора на полтора года, вовсю училась говорить. Лепетала «мама», а Гроула называла «папой», хотя, кажется, никто в доме не говорил этого слова, и сердце Вилды каждый раз сжималось. Малышка звала Льялла «Мяк», требовательно кричала «дай» – это у неё получалось лучше всего. «Ринор» она выговорить, конечно, не могла, а потому он в её исполнении звучал как Иня. Хвостик её обожал, но и взрослых ревновал к ней ужасно, как и она к нему. Они соперничали из-за всего: игрушек, сладостей, даже одежды. Бывало, они даже молотили друг друга по голове и вопили при этом так, что на улице было слышно, но если их разнимали и на некоторое время разводили по разным комнатам, они начинали кричать ещё громче, требуя вернуть их обратно.
– Эй, хвостатый нянь, – Вилда беззлобно постучала конвертом по сложенным на груди рукам волка, – поднимайся!
– Я не сплю, – пробормотал оборотень, не открывая глаз.
– Дети забрались в кухню, – нежным и вкрадчивым голосом поведала Вилда.
– Опять?! – подорвался оборотень, вскакивая так стремительно, что наклонившаяся Вилда не успела отскочить и свалилась на ковёр, хохоча. Радостные дети запрыгали вокруг.
– Вы что, снова?! – простонал оборотень, гигантскими шагами направляясь в кухню. Веселье в гостиной усилилось.
Гроул опасливо оглядел помещение, заранее ужасаясь от мысли, что две мелкие шкоды опять успели натворить. Прошлый раз они пооткрывали все шкафы, столы и буфеты, вытащили пакеты, банки и бутылки, все, что могли, порвали, открыли, рассыпали и разлили. И всё это за те пять минут, на которые Гейб отлучился в жизненно важную комнатку и неплотно закрыл дверь в кухню. Вернувшись, он обнаружил двух милых деток, играющих в куличики. Заводилой, естественно, оказалась Морна, потому что Ринор еще не соображал, как хулиганить по-крупному.
В роли морского песка выступал песок сахарный, а также соль, мука, крупы и всё такое прочее. Горох, видимо, изображал гальку. Поскольку в сухом виде куличики из всего этого не лепились, в кучу на полу была вылита бутыль масла, какая-то липкая субстанция тёмного цвета, в которой впоследствии была опознана патока, и мёд. На скорбный вопль оборотня, похожий на вой нежити, прибежала не только Видла из соседней комнаты, но и Мак из сада. Дети невозмутимо продолжали лепить. Отсмеявшись и отвывшись, Гроул вслух порадовался, что уксус хранится высоко на полке и пошёл наливать ванную. Вилда раздела детей прямо в кухне, и они с Маком понесли их отмывать, держа на вытянутых руках. Потом Мак читал им книжку, а Гроул до самого ужина и вместо него отскребал с пола и частично с мебели отвратительно-жирные пятна.
Однако сейчас кухня, к счастью, была чистой и пустой. Гроул вернулся в гостиную и минутку-другую любовался на Вилду, шалящую с детьми.
– Тебе письмо, – повторила оборотница, кивая на пол, где так и валялся конверт, и продолжая щекотать хохочущих детей.
– Это от шефа, – проговорил он, когда прочитал. – Сообщает, что к нам через три дня, в пятницу, приедет нотариус, оформлять в казну всё движимое и недвижимое имущество Гарэйла. На всю бумажную волокиту нужны две недели, и казначей сможет любоваться гербовыми купчими. Однако они оставят Хвостику пожизненную ренту. Посмотри, – протянул ей листок.