— Ты была настолько уверена, что я не вернусь? — лицо Пантелея вытянулось.
— Да. Ровно столько мне понадобилось, чтобы понять, что я не приму тебя назад.
— Почему?
— Потому ты бросил меня в тот момент, когда твоя помощь нужна была больше всего.
— Мне не нравится твой рассказ. В нем что-то не сходится.
— А я тебе скажу что. Ты себе в нем и не нравишься! А не сходится у тебя в нем нынешнее, вылезшее из подсознания представление о порядочном человеке, с тем, кем ты был. Всё, иди ложись! Пантелей, тебя шатает!
— Нет, не это. Зачем ты рассказываешь мне о том, каким подонком я был, если можно…
— Нельзя, Пантелей! — истерично хохотнула я. — Из тебя же даже сейчас, когда ты без памяти, лезут замашки той роскошной жизни.
— Неправда.
— Тогда отпусти меня и иди ложись. Мне нужно поднять дочь, иначе она будет долго засыпать вечером, и готовить ужин. Для тебя в том числе, — бросила я ему заманчивый “сахарок”.
“Сахарок” сработал, но только наполовину.
Пантелей выпустил меня из рук. Открыл дверь, слегка пошатываясь вышел из чулана.
Я вылетела вслед за ним, обогнала и поспешила в спальню к детям.
— Я тебе не верю, — прилетело мне в спину. — Скорее всего ты просто не знаешь настоящей причины.
Я не обернулась. Ну хоть не обвинил, что специально!
На секунду мне опять стало стыдно, но уже по привычке воскресила в памяти самоуверенную хамскую улыбку Пантелея рядом с разбитым курятником и стыд отступил.
Валюшка ни в какую не хотела просыпаться. Со всем этим спасением отмороженного ее режим сбился, но вечером его непременно нужно было скорректировать. Поэтому с разрывающимся сердцем я подняла хныкающую дочь, взяла ее на руки и отправилась на кухню.
На кухне меня ждал сюрприз.
Комната была небольшая. Если не сказать, маленькая. В её дальнем углу, рядом со шкафом стояло старое кресло. Я пользовалась им для ночных кормлений дочери до семи месяцев, а потом успокаивала ее ночью же, когда резались зубки. Сейчас у нас был относительно спокойный период и кресло было занято кастрюлями и пластиковыми контейнерами.
Было.
— Я посижу здесь, — сообщил мне его величество “плевал я на рекомендации врачей”, поудобнее пристроил свой зад в кресле и вытянул ноги, слегка задев пирамиду выстроенную из того, что он снял с кресла.
Пирамида качнулась, но устояла.
Хренов архитектор!
Меня нервировала идея такого присмотра. Но сил на противостояние уже не было. Поэтому я без слов обошла стол и принялась раскладывать продукты для готовки.
Все ещё полусонная Валюшка у меня на плече недовольно засопела, а потом и заплакала.
— Сейчас, сейчас, доченька. Твоя кашка уже почти готова, — приговаривала я несмотря на висящего на мне ребенка и ловко орудовала кастрюлькой и банкой.
Но настроение дочери не спешило исправляться, из-за чего я глупо прозевала ее пинок ногой, и банка с остатками свежего молока со звоном упала на пол.
Я выдохнула.
Ничего страшного.
Дело-то житейское.
Подняла глаза и столкнулась с прищуренным и, кажется, осуждающим взглядом Пантелея.
Да какого черта?!
Обошла стол со стороны, не заляпанной растекшимся молоком, подошла к нему и под его увеличившиеся глаза посадила Валюшку к нему на колени, примостив ее щёчку у него на груди.
Дочь моментально вцепилась пальчиками в его кофту, чмокнула губками, ощутив полный покой и затихла.
Я подняла голову. Между мной и лицом Пантелея было не больше двадцати сантиметров. Его взгляд был таким, будто на него бросили ядовитое животное, и он боится пошевелиться, опасаясь смертельного укуса.
— Я не… — начал он, но я была непреклонна.
— Хочешь есть. Помогай.
Глава 11
Времени, чтобы наблюдать за реакцией блудного папаши у меня не было. Я метнулась обратно к столу, быстро наполнила бутылочку дочери приготовленной кашей и…
— Мам, а почему он её держит?! — огрел меня полным негодования вопросом сын.
Я закрутила бутылочку и, не оборачиваясь, ответила сыну:
— Потому что мне нужна помощь. Твоя, кстати, тоже, Саш. Принеси, пожалуйста, веник из туалета.
Сын недовольно засопел, но протестовать не стал, отправившись выполнять мою просьбу. Я же вернулась к Пантелею и вручила Валюше её бутылочку.
Дочь крутанулась, сменив положение, вытянула ножки поверх коленей Пантелея, откинула на него голову, сжала бутылочку двумя руками и довольно зачмокала.
— Просто не шевелись, и она ничего тебе не сделает, — поддела я Пантелея.
— Слушай, Ира. Да что ж ты за мать такая?!
— Нормальная, — вскинулась я, отреагировав на очередное, ещё не выдвинутое обвинение. — А что?
— Нормальная?! Ты видела погоду на улице?!
— Пантелей, — я с опаской посмотрела на в край возмущённого мужчину. — Тебе, наверное, лучше прилечь. Такое бывает на фоне повышения внутричерепного давления, — я протянула руки к дочери, но он одним движением подхватил Валюшку под руку и животик, отгораживая ее от меня локтем.
— Нет, ну если ты проворачиваешь такое регулярно…
— Какое такое?! — не выдержала я.
— Посылаешь ребенка одного на мороз!
— Я?!
— Или это у тебя хобби такое? Спасать замёрзших?
— Пантелей, я не понимаю, что ты несёшь?!