Отец Пепла

— Достославные мудрецы, склоняюсь перед вашим величием, да сияет оно над барханами ещё тысячи лет. Зиру, дочь Второго Учителя, по вашей воле прибыла на суд. Ещё раз прошу о снисхождении для этой неразумной.

Череп Джафара поплыл к пустой нише и угнездился там. Зиру медленно огляделась в ожидании, взгляд переходил с одного черепа на другой, но тишину нарушало лишь её собственное дыхание. Поблёскивали самоцветы в глазницах, могильный холод струился по коже, но больше ничего не происходило. Сорок и четыре разглядывали уродливую смертную женщину и нигде нельзя было спрятаться от их внимания.

Постепенно Зиру это надоело, холод в лёгких и вкус мертвечины на языке в конец вывели дочь Шивариуса из покорного настроения, и та стала расхаживать по залу салиха словно по пустому музею. Она внимательно изучила статуи шакалов и старые черепа, для которых они служили подставками; трогать кости не посмела, — почувствовала, что такую дерзость ей не простят. Те черепа, что находились в стенных нишах, выглядели более новыми, и на них было интереснее смотреть, хотя не всякий мог похвастаться таким количеством украшений, как тот же Джафар.

Зиру прищурилась, замечая, как, то у одного черепа, то у другого едва заметно посверкивали самоцветы. Ей показалось, что за спиной что-то пролетело, взъерошив непослушные соломенные волосы на затылке, Зиру обернулась в мгновение ока, по натянутому лицу пробежала череда ужасных спазмов, глаза завращались независимо друг от друга. Что-то мелькнуло в хладном воздухе, но лишь едва показалось прежде чем исчезнуть. Потом ещё раз, в другом месте. Что-то невнятное, не то, чтобы видимое, проявилось в воздухе и тут же пропало. Ещё Зиру была уверена, что услышала что-то. Вот, опять, в глазницах одного из личей мигнули большие рубины и в воздухе промелькнуло нечто, а до напряжённого слуха Зиру донеслось невнятное звучание. Она замерла и только глаза продолжали выслеживать всполохи, метавшиеся между черепами во всех направлениях.

— О чём вы переговариваетесь? — подозрительно заскрежетала ужасная женщина. — Я слышу вас…

— Ты ничего не можешь слышать, смертная, — ответил череп, бывший у Зиру за спиной. — Не отвлекай мудрых…

— Но я же слышу! Вот опять! Этот сказал вон тому… м-м-м… не разобрать…

— Она тянет время, это очевидно, — сказал другой лич, — довольно терпеть присутствие живой.

— За преступление, совершённое тобой, Зиру дочь Шивариуса, нет подходящих наказаний.

— Нет достаточно жестоких, — поправил ещё один череп. — Незаконное проникновение в Чёрные Пески и саму Пирамиду Зенреба.

— Осквернение, нарушение баланса.

— Попытка использовать Вечно Спящего Фараона в своих мелочных целях. Невыразимое святотатство.

— Ею двигала любовь к родителю, — подал голос Джафар, — и желание вернуть его в час великой нужды.

— Этот довод звучал не раз, — замигали камни в глазницах одного из четырёх старейших черепов, — и он не произвёл особого впечатления на салих.

— Вы не видите пустыни за барханами, — произнёс другой древний, — наша беда гораздо больше: колдун всё ещё внутри усыпальницы, а мы не можем даже войти туда, потому что Исмаил палит его Светом. Огромное возмущение в Астрале прямо подле нашего повелителя.

— Что мы будем с этим делать?

Раздался тихий кашель. Зиру резко, с хрустом повернула голову и увидела рядом с дверями Илиаса Фортуну. Как он проскользнул внутрь? Когда? Почему она не заметила?

— О достославные и мудрые вечные, с этим я почту за честь помочь.

Некоторое время царила тишина и всполохов не было тоже, потом кто-то из личей задал вопрос:

— А это что ещё за живой?

— Я говорил о нём, — произнёс Джафар, — архимаг из Ридена, что далеко на западе мира, за Драконьим Хребтом. Он мой брат в правящем совете Ордена Алого Дракона, прибыл, чтобы забрать изменницу Зиру и передать её в руки местоблюстителя Арама.

— И будьте уверены, мудрейшие, — с почтительностью заверил Фортуна, — она познает все казни земные, кроме смерти, дабы хорошо усвоила урок.

— Смерть — не наказание, глупец, смерть — шаг в просветлённое бытие.

— Разумеется, разумеется, — покладисто согласился архимаг, продолжая приятно улыбаться.

— А достоин ли он вступить в усыпальницу? — задался вопросом третий из четырёх древних личей. — Вправе ли мы ещё больше осквернять её?

И вновь самоцветы стали вспыхивать едва заметно, лишь чувствительные глаза Зиру отмечали это, а уши улавливали обрывки фраз на тарабарском языке, невнятные, чуждые, но и немного знакомые как будто. Всполохов было много, она пыталась ловить их как кошка — пылинки, парящие на летнем солнце, и с тем же результатом.

— Если мне будет позволено, мудрейшие, отмечу, что могу стать хорошим подспорьем сеиду Исмаилу. Когда-то он учил Геда Геднгейда искусству магии Света, а Гед Геднгейд передал знания мне в той части, в которой я был способен их усвоить. Не сомневайтесь, я помогу одолеть этого предателя…

— Он просто хочет завладеть посохом, — язвительно скрежетнула Зиру, коверкая своё и без того ужасающее лицо самой ехидной гримасой, — посохом Архестора, Опорой Сильных.