Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после

– Много крови мне попортила его жена, – все твердил, чтобы выговориться, Александр Степанович. – Один раз был такой очень запоминающийся момент. У меня тогда была дача в Александрове, это сто километров по Ярославской дороге. Я там, на даче, сижу, звонит он мне из Переделкина и говорит: «Саш, мне тут надо помочь, ты приезжай, пожалуйста, помоги». Я говорю: «А что?» – «Да приезжай, надо. Твоя помощь нужна. Срочно». Приехал. Два часа на электричке, через Москву полчаса и где-то, может быть, час до Переделкино (нам там пешком надо было идти), то есть, в общем, четыре часа в одну сторону. Я приехал. Четыре часа проехал, умотался. Говорю: «Да, Юрий Витальевич, я приехал, что случилось? Чем надо помочь?» Он говорит: «Ты знаешь, вот тут… шишки лежат. Маша наступает ногой, ей больно. Убери, пожалуйста». Если бы это был не Мамлеев, я бы, наверное, в морду плюнул. И ведь он не издевался: он так вот искренне понимал ситуацию. Это, конечно, было феноменально.

Александр Степанович рассказал еще несколько историй – то ли действительно из жизни Мамлеева, то ли из его неопубликованных рассказов. Поняв, что разговор зашел куда-то не туда, я промямлил:

– Может, вы мне наконец расскажете, как все-таки монтировалось у него православие с Индией? У кого ни спрошу, все ерунду какую-то нести начинают: «Он был христианин, Абсолют искал».

– Нельзя сказать, что он был христианином, – сказал Александр Степанович то, чего я так долго ждал. – В «России Вечной» он много пишет о церкви, но на самом деле он мало что понимал в церковных делах. До сих пор помню один случай. В российском святоотеческом богословии есть две точки зрения на муки ада. Одни Святые Отцы говорят, что адские муки вечные, а другие говорят, что они не вечные. Мамлеев настаивал на том, что они не вечные. А я нашел постановление Вселенского собора, которое говорит, что те, кто не признает, что муки будут вечные, тем анафема. Я говорю: «Юрий Витальевич, однозначно против вас». Он вскочил со стула и говорит: «Да пошли они на хуй!» Я говорю: «Кто? Отцы Седьмого Вселенского собора?» – «Да, пошли они все на хуй!» Вот это сильно: послать Святых Отцов на хуй прямым текстом, у меня бы язык не повернулся. Это первый его религиозный слой. А второй его слой – адвайта-веданта, то, что он проповедовал, являясь сторонником теории недвойственности. Мамлеев был в Индии два раза, остался в диком восторге. Но он в корневину и не залезал. Так вот, по поводу того, как он совмещал православие с восточной метафизикой. Ничего он не совмещал. К христианству он имел весьма опосредованное отношение, он был адвайтистом. Он сам это осознавал и говорил мне: «Ты понимаешь, Саша, если я приду и какому-нибудь батюшке расскажу все свои мысли, он скажет: „Ты что, с чертом, что ли, связался?“» Не слушал, кстати, лекции профессора Осипова[401]?

– Нет.

– Нет? Ну, может, и не надо. Ну, он такой, в догматике довольно-таки силен. Вот ему задают вопрос: что такое человек в православии? Человек в православии – это душа плюс тело. Но дело в том, что в святоотеческой догматике нет определения души. Что такое душа – непонятно: никто из Святых Отцов не ответил. А тело – семьдесят лет продрягаешься и сдохнешь, и все. Вот как раз адвайта и Мамлеев вслед за ней говорят, что образ Божий – это и есть человек. Образ Божий признаётся в христианстве. Царствие Божие внутри вас есть. Вот это и есть человек. А тело, душа – это все вторичные субстанции. «Вот если бы я такое батюшке рассказал, он бы ответил, что я с чертом связался». Он просто формально признавал христианство, но хуями покрывал Святых Отцов, так что христианином его назвать сложно. Так, формально на Пасху в церковь ходил, вот как он к христианству относился. Причем он говорил еще одну вещь, уж не знаю, откуда он это взял: «Когда в Индию приехали миссионеры христианские и начали проповедовать Евангелие, индусы смеяться начали». Я говорю: «А почему?» – «Смешная и глупая религия. Ну и что, что воскресение? Да у нас этого воскресения полным-полно, что тут удивительного-то?»