Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после

Кому-то в особо темном углу отчетливо захотелось блевать. Почти невидимое, но оттого особенно осязаемое существо издало надменный булькающий звук, но, видимо, справилось со своим желудком, по крайней мере временно удержав в его замкнутом пространстве огуречные шляпки и розовую пенистую мешанину из водки, пива и вина. Милиционер, мгновенно утомившийся от созерцания общей картины с женщиной-гробом, невнятными булькающими силуэтами, бессмысленно лупящимися в пустоту близнецами и хозяином всего этого безобразия в гигантском костюме-двойке, ни разу не пользовавшемся услугами химической чистки и потому покрытом хрустящими пятнами пота и разводами мочи, утомившийся от созерцания всего этого милиционер вспомнил, что ему надо бы побриться, и, не сообщив об этом никому, затаив это нехитрое знание, словно великий секрет, побрел в свою часть барака.

– Ну что ж, давайте вернемся к нашему метафизическому бредку, – заговорил незаплетающимся языком Мамлеев. – У кого-нибудь есть предположения, что хотел сообщить нам наш несомненно обладающий сверхсенсорными возможностями нетоварищ и друг? Быть может, вы способны растолковать эту грандиозную тайну?

Эти слова Мамлеев обратил к мужчине приблизительно возраста Христа, все это время молча сидевшему в кресле и, как и полагается в таких случаях, не подававшему признаков мирской жизни. Наружности он был интернациональной – не то кубинец, не то турок, зависело это исключительно от политических воззрений того, кто смотрел на его большое лицо с выпуклым лбом, обрамленное снизу густой бородой. По задумчивым, серым, как небесный пепел, глазам его видно было, что он не из тех мистиков, кто будет целовать, скажем, Пятницкой руки или пальцы. Беззвучно хмыкнув, он заговорил складно, неспешно, словно по сожженной бумажке, голосом, расположенным где-то за пределами ординарных диапазонов:

– Все предельно понятно. На дне Вселенной лежит Люцифер ничком, точнее, на спине. У него эрегированный фаллос, это ось мира. На этой оси находится наш космос, фаллос пробивает его насквозь и поднимается вверх, к небесам. Там расположена Роза Коэли, небесная роза. Понимаете сами, что такое роза. Вам мне не надо объяснять. Естественно, это богоматерь. И вот фаллос Люцифера устремлен прямо к ней[140]. Вот и вся тайна.

– Браво, Дарик! Браво! – захлопал в ладоши Мамлеев.

После чего предложил всем желающим почитать хором Евангелие от Марка.

Гейдар Джемаль: радикальный экстремизм

Чем выше интенсивность жизни, тем беспощадней порабощенность роком.

Гейдар Джемаль. Сады и пустоши

Когда я пишу эти строки, из Азербайджана одно за другим приходят сообщения о том, что по всей стране ветераны Второй карабахской войны кончают с собой в знак протеста против невыносимых условий жизни. Вот, например, «Кавказский узел» пишет:

В ожоговом центре скончался участник карабахской войны Эльвин Джафаров, госпитализированный после попытки суицида перед зданием районной власти в Азербайджане. Родственники назвали причиной самоубийства невнимание властей к проблемам ветерана, чиновники отвергли эту версию[141].

Гейдар Джемаль не увидел войны, которую так долго ждал. Вероятно, последние события навеяли бы ему воспоминания о всесоюзных героях его молодости: о Яне Палахе, вспыхнувшем в оккупированной Праге, о его соотечественнике Яне Зайице, «факеле № 2», о литовском тинейджере Ромасе Каланте, который сжег себя в 1972 году на весенней улице в центре Каунаса.

Родился Джемаль в Москве, в годовалом возрасте мать увезла его в Карабах, где дед Гейдара Джахидовича трудился в НКВД, борясь с «бандитизмом», послевоенные ячейки которого присутствовали на Кавказе вплоть до конца 1970-х годов. Несмотря на московско-чекистское происхождение, Джемаль с юности настаивал на том, что его идентичность сугубо азербайджанская. Впоследствии к «буржуазному национализму», из-за которого ему не давали проходу в официальных советских институциях, прибавилась самоисламизация, приобретшая характер специфический и едва ли понятный для посторонних: доходило до того, что ультраправые патриоты России (по крайней мере, из числа исламоненавистников) обвиняли его в шайтанизме[142].