Отец уходит. Минироман

А вот как я, после еще нескольких рюмок, доказывал Клубню, что я польский патриот: "Пойми, я польский патриот, то есть просыпаюсь утром, смотрю в окно, и меня с души воротит, весь день с души воротит, когда я гляжу на эту грязь на улицах, спальные районы, пьяные рожи одних и хитрые зенки других; иногда мне безумно хочется все это спалить, а землю вспахать и посыпать известью, негашеной, и только потом начать строить заново; но, если кто-нибудь поднимет на мою родину руку, я без раздумий схвачусь за оружие, а не будет оружия, с голыми руками брошусь на врага и вцеплюсь ему в глотку…" Тут в разговор вмешалась какая-то девушка, кажется, немка, то ли художница, то ли пианистка, из другой стипендиальной программы, а может, просто в гости пришла. "Well, I cannot understand one thing, — сказала она высоким неприятным голосом, — tomorrow or maybe on Friday there will be a big march for Pope, yes? So isn’t it a great opportunity to demonstrate something? For example: to demonstrate our acceptance for abortion. I think it’s a great idea to make some banners and stand there, all this people will just have to read it and to think about the sense of it" [37], — мы с Клубнем только рты разинули и переглянулись, не в состоянии ничего ответить. "Послушай, что я тебе скажу, — наконец пробормотал я по-польски, — мне всегда было интересно, почему о праве на аборты громче всех вопят бабы, у которых, судя по их наружности, таких проблем вообще не должно возникать?"