Отгадай или умри

Мудрик склонился над листом и тотчас откинулся, изумленно уставясь в затылок Ефима Романовича, словно именно оттуда этот жалкий слизняк извлек решение.

– Прочел-таки, сволочь! А клеточки-то не все заполнил, ох не все! Догадался как-то! Мы так не договаривались, гнида. Работа сделана не до конца. Кирдык тебе, старикашка, полный шандец! – и он захохотал то ли весело, то ли зловеще. – Ладно, так и быть, не станем следовать мрачным традициям сталинско-большевистского прошлого. Убивать тебя без суда и следствия глупо и скучно. Только извини уж, ни присяжных, ни секретаря суда, ни аудитории обеспечить тебе не могу. И даже революционной сталинской тройки как вершины правосудия сегодня не будет. Придется тебе довольствоваться прокурором и судьей в одном лице. В моем, стало быть. В виде исключения – раз уж фразу ключевую ты разгадал! – послушаем адвоката. Его функции, так и быть, доверяю тебе. Времени мало, процесс будет коротким – прямо сейчас все и провернем. Я же и приведу приговор в исполнение, а то у нас с палачами напряженка. Не идут на эту должность, понимаешь ли. Оклад низкий, взятки не допросишься, карьерный рост не гарантирован – вот тебе и дефицит столь необходимых кадров. Ладно, погнали…

С этими словами Мудрик взял Ефима Романовича за шкирку, поднял его с кресла и резко толкнул к стене, а сам занял его место. Фогель едва удержал равновесие, найдя опору у выступа возле двери. Затекшие ноги дрожали, кидало в жар, добавилась сильная головная боль – дала о себе знать застарелая гипертония.

– Встать, суд идет, – с ернической торжественностью произнес Мудрик, вытянув ноги в остроносых кожаных ботинках и откинувшись назад, насколько позволяло кресло. – Слушается дело по обвинению Фогеля Ефима Романовича, 1951-го года рождения, гражданина России, еврея, проживающего до сих пор, как ни странно, в Москве, а не в земле – кладбищенской, обетованной или заокеанской.

Мудрик затеял очередной фарс, теперь в виде издевательской имитации судебного процесса. Наглая пародия на соблюдение процессуальных норм. Но от этого стало почему-то немного легче. Видимо, сработало обманчивое ощущение чего-то человеческого, даже безобидного во всем, что претендует на черный юмор или маскируется под него.

– Слово предоставляется обвинителю! – Мудрик приступил к обвинительной речи.

Глава 5 Завещание (продолжение)

«…ты хоть и маленький еще был, но, должно быть, помнишь, как я показывал тебе кроссворды, которые сочинял для заработка. Я даже пытался научить тебя составлять самые простые пересечения слов. Но тебе тогда не было и восьми лет, ты еще толком и читать не умел, интереса не проявил и отмахивался от моих попыток. А как пару раз я тебя заставил самый простенький маленький кроссворд сочинить, словечко тебе слегка подсказал, так ты с легкостью справился. Ты очень был способный мальчик. Но шебутной и неусидчивый. Тебя во двор тянуло, с ребятами играть. Да и меня чураться стал, не нравился запах от меня, язык заплетающийся – понятное дело… А я, сынок, придумал для себя этот заработок, чтобы нам с тобой хоть как-то кормиться. Меня ведь к тому времени отовсюду выгнали – кому пьяница нужен! Только в посменных дворниках держали на Хованском кладбище, там других, видать, найти не могли. Денег совсем не было, а рукопись требовала еще с полгода, чтобы сделать ее, как задумано, и вычистить по стилю, по словам – до совершенства, каким оно мне представлялось. Да и что говорить, на выпивку мне нужно было. Вот и стал я составлять эти крестики-нолики и в редакции рассылать. В одной газете молодежной заинтересовались, я созвонился с редактором, который там за эту рубрику отвечал. У меня кроссворды выходили интересные, я ведь много знал и память еще не пропил, чего не скажешь о наших скудных сбережениях и некоторых вещах, привезенных из Казахстана. В общем, оформили со мной отношения, трудовой договор. Сперва на три месяца. По десятке тогда за кроссворд платили. Настоял, чтобы имя составителя обязательно печатали.

Я, конечно, не удержался, ввинчивал в каждый кроссворд по одному вопросу о тех, кого в годы репрессий расстреляли. Так, душу отвести! Понимал, что вряд ли проскочит, поэтому заранее готовил запасной вариант. Сам над собой посмеивался: «Моя борьба!» Редактор хоть и молодой был, но ушлый, начитанный, осторожный. Просекал. Я замену быстро предлагал, сложные вопросы вообще перестал ставить, до примитива умышленно дошел – вот, мол, вам, болваны, упивайтесь собственной догадливостью. Но не помогло. Этот редактор договор со мной продлевать не стал. Вернее, начальству не посоветовал. Другого он приискал. Или сам этот тип навязался. За взятку или по знакомству. Еврей, конечно. А как же! В каждой бочке затычки! Сколько их было первачей на службе у сталинского режима, сколько и поныне верно служат тоталитарной власти – не счесть. Хотя и их покромсало за минувшие десятилетия изрядно. Так им и надо! Поделом! За что боролись, на то и напоролись.