Отголоски войны

Бабушка накрыла стол, а дед из-под лавки достал бутылку водки. Я смотрел на их лица и видел, что жизнь у них удалась. Все у них есть, главное они живы, здоровы. И вспомнил дедовские слова, что нужно человеку для счастья, а нужно всего лишь немного. Но бесовское время, как говорил дед, видимо настало, не смогла власть удержать народ от помешательства ума от западного влияния, что все жители нашей страны погнались за деньгами, соревнуясь между собой, кто из них богаче. Тем самым падая в пропасть в бесовскую пропасть, пророческие дедовы слова были тому подтверждением и являлись истиной. Дед, пройдя всю войну, Господом был премирован более весомыми наградами это совестью, мудростью, как жить без зависти и гордыни. Уверен и с Богом деду удастся вместе покурить, не может быть, чтобы он ему в этом удовольствие отказал. Он заслужил это право своим трудом своим отношением к жизни. Это хороший пример и для меня, надеюсь, предстоит прожить долгую жизнь, такую как прожил дед, соблюдая нравственные правила.

– Я хотел у вас спросить, помните, в деревне жили переселенцы дед Степан инвалид войны, на коляске передвигался, и женщина она все ходила по домам просила милостыню. Не знаете, что с ними стало, они живы? Почему спрашиваю, у меня из памяти никак не выходят. Времени уже много прошло, а вот как-то запали в душу, как вспомню, жалко их становится – люди же.

– О! Кого ты вспомнил! – ответила бабушка. – Ну как же знаем, у Степана родственники объявились, приехали в деревню и его забрали с собой, а где он сейчас Бог его знает. Инвалидам войны государство разрешила обратно вернуться в города, да их и осталось то совсем ничего все померли. Вот и разрешили. А вот Маланью, про которую ты говоришь, тут, как чудесами не назовешь. Как-то в клубе показывали картину про войну. Ты отец не помнишь, какой фильм показывали?

– «Судьба человека», хорошая картина, там пленный солдат водки выпил три стакана. Фашист ему водку предложил, он ее выпил, даже не закусывал. Я раньше, когда был молодой, здоровый, тоже бутылку водки из горла выпивал, не отрываясь, и шел работать. И водка не подстать этой, – и показал рукой на стоящую бутылку на столе.

– А зачем зараз то ее пил? – спросил я его.

– Молодой был, поспорил с товарищами, бахвальство, а так ты же знаешь, водка может год у меня простоять под лавкой, даже без надобности к ее горлу не притронусь. Не люблю я это дело, а вот так за столом, можно стопку другую выпить. Русские люди никогда пьяницами не были.

– Постой ты со своей водкой дай расскажу, – вмешалась бабушка.

– Вот так всегда не даст рассказать, – ответил дед.

– Потом про себя расскажешь. Так вот я и говорю, Маланью в клуб привела кума Саня. Помнишь, бабушка жила рядом с нами – попадья. Ты еще боялся к ней в избу заходить, икон боялся, говорил, на тебя грозные дядьки смотрят.

– Бабка Саня Сапрыкина? Ну как же помню, она жива?

– Да нет, умерла. Царствие ей небесное, – и перекрестилась.

– Ну и что привела она Маланью в клуб, а дальше то что, и, причем тут фильм? – поторопил я ее с рассказом.

– Ты же помнишь на месте клуба раньше церковь стояла. Когда ее ломали то крест, что был при алтаре, провалился под землю и по сей день, он еще не вышел.

– Ну, это сказки! Старушки у себя дома крест припрятали и слух пустили по деревне, чтобы в клуб люди не ходили. Я помню эту байку.

– Это не байка, а, правда. Вот послушай, отец не даст соврать, – и посмотрела на деда.

– Истинный крест. Большой был крест под два метра и весь ушел под землю, – ответил дед и тоже перекрестился.

– Я же уже не маленький, что вы меня разыгрываете, крест провалился, еще скажите, что он скоро выйдет из-под земли и наступит конец света.

– Так и будет, – ответила бабушка.

– Он уже наступил, – подтвердил ее высказывание дед, разливая водку в стопки.

– Так стоп! Давайте вернемся к бабке Маланье, – снова поторопил я бабушку.

– На праздник это было день святого Николая угодника. Так вот я и говорю кума Саня и привела Маланью в клуб помолиться, никак раньше святое место было. А в это время фильм шел. День был жарким, двери все открыты, душно. Вот Маланья через открытую дверь и посмотрела мельком на картину, а там как раз фашиста показывали. Увидев немецкий мундир, как заорет дурным матом, видимо вспомнила, как фашисты ее детей на глазах расстреливали, к ней прозрение сразу и пришло. Долго ее успокаивали, ревела несколько дней, ели отпоили. Как отошла, жители ей рассказали, как она жила у нас в деревне, как ее привечали, но всего этого не помнит. После своего прозрения несколько дней пожила, затем обошла все дворы, поблагодарила за помощь, попрощалась и уехала. Всей деревней ее провожали, такая мудрая женщина оказалась. Уехала к себе на родину в Белоруссию. Письмо даже присылала, жива, здорова, родственников нашла, работает в школе, она же учительшей была до войны.

– Если все что вы сказали, правда, то я рад, что так все обошлось. Медицина еще не на высоком уровне чтобы этот случай научно объяснить, – сказал я, сомневаясь в правдивости рассказа.